«Мы можем говорить про бунт, молотов коктейль и революцию хоть весь день, но если мы не сможем организовать движение, то мы растратим свои жизни на песни протеста!»

- Когда начались Redskins?

Крис: Всё началось в 1981. Была ещё группа до этого с участием меня, Мартина и Ника, у нас там ещё был барабанщик, вместо него сейчас у нас Пол. Группа называлась No Swastikas.

- С названием Redskins, вы, должно быть, группа полностью для скинхэдов?

Крис: Не совсем так. Если это вопрос о нашей аудитории, то она очень разнообразна, вообще-то сейчас не так уж много скинхедов. Во времена 2 Tone, в конце 70-х их было достаточно много. Но сейчас совсем мало. На нас ходит немного скинхедов, немного панков, любители соул, и вообще люди по дэнс мьюзик. Аудитория разнообразна и по возрасту. Чем более популярным ты становишся, тем всё более молодые люди на тебя приходят, не просто молодые фанаты Clash, начинает приходить больше девушек.

- А что насчёт правых скинов, способны ли вы повлиять на их убеждения?

Крис: Всегда было ошибкой считать, что все скинхеды были правыми, это не так. Достаточно взглануть на аудиторию любой 2 Tone группы, Specials, к примеру, или Madness, там было много скинхедов, много анти-расистских скинхедов и левых скинхедов и скинхедов-социалистов. Название Redskins пошло от группы скинхедов из Шеффилда, которые были членами Коммунистической партии. Большинство же молодых левых было из троцкистских организаций или из Лейбористской партии, потому что сталинистские организации состояли в основном из очень старых людей.
Теперь кажется удивительным, что все эти Шеффилдские скинхеды были в коммунистической партии. Часть их была из Лейбористской партии, а часть из Социалистической рабочей партии. Там всегда были левые скинхеды. У большинства рабочей молодёжи нет сильных расистских убеждений, есть только сильная правая пропаганда среди них. Я имею в виду, что если тебя постоянно будут пичкать правыми идеями, то это не может не сказаться на твоём сознании. Годами ты встречаешься со скинхэдами, да мы имели эффект, но он был достаточно небольшим. Лучше посмотреть на то, как мы политически повлияли на любителей соула или рок-н-ролла, или чего там ещё, потому что скинхеды только маленькая часть наших слушателей.

Пол: Ещё одна важная вещь, это то, что мы отобрали их символ, их сильнейший символ бритого крутого парня в больших ботинках. Ведь мы скинхэд группа, распространяющая левые идеи, так мы рассеиваем их притягивающих людей образ. Даже если мы не смогли привлечь на свою сторону никокого из нацфронтовских скинхедов, мы всё-таки смогли сделать одну вещь и это – отобрать потенциал их символа. Национальный Фронт пытался привлечь разочаровавшуюся молодёжь. Я тут приведу исторический пример. Как-то я прочитал книгу Роберта Робертса The Classic Slum, это были воспоминания о трущобах Варрингтона, в североной Англии во времена 1895 –1910 годов. Это было очень тяжёлое время для рабочих. Ты легко мог проработать два года, а следующие два года быть безработным. Роберот Робертс там описывает группы безработной молодёжи, слоняющиеся по улицам, в рабочих ботинках, в рабочих штанах, с коротко стриженными головами, парни и девушки, и это было в 1905-м! Уже тогда, в 1905-м были скеинхеды! Скинхед это символ разочаровавшейся, злой млолодёжи, без избирательных прав, этот образ никогда не был униформой только правой молодёжи. Скинхеды это – явление, но оно не ново.

Крис: Мы просто оградили некоторых людей от них.

- Но они беспокоили ваши шоу?

Крис: Да, было такое раньше. Было множество угроз. Всегда было много разговоров, что вот случиться это, или случится ещё что-то, но случилось всего раза два-три. Когда мы играли на фестивале под открытым небом с The Smiths, организованном Большим Лондонским Советом, Нацфронт собрался и напал на концерт. Было ещё пару мелких концертов, когда нацискины врывались в аудиторию, выкрикивали Зиг Хайль и всё такое. Но мы разбирались с ними или толпа сама разбиралась с ними.

Мартин: Когда мы последний раз играли в Голландии в Утрехте, то туда подошли голландские наци скины и была драка. Но знаешь, это почти никогда не бывает, что бы от угроз или возможностей дошло до настоящей драки.

Крис: Но в прошлом году, когда они напали на концерт Лондонского совета, ситуация была угрожающей. Им достаточно было напасть подряд на 3-4 наших концерта, устроить там драки. Даже если бы они не победили, даже если мы были готовы дать им отпор, но они атаковали пять твоих шоу, то организаторы просто не захотят с тобой работать. Так после одного из таких концертов организаторы стали говорить: «С Redskins так много неприятностей, столько насилия, так много неприятностей». Они хотели просто покончить с нами. Они могли сделать это в прошлом году, но не теперь. Я не думаю, что они теперь смотрят на нас как на своих конкурентов. Они так слабы. Они смотрят на нас как на поп-группу. Мы теперь поп-руппа и это накладывает свои ограничения, это фантастически трудно быть музыкантом и революционером одновременно, это просто противоречит одно одному. Что-то похожее мы уже говорили в интервью Socialist Worker и это становится всё более актуальным. Может скоро мы дойдём до точки, когда будем вынуждены сдаться?

- Так что, вы сомневаетесь в том, что музыка способна изменить мир?

Крис: Много людей приняло идеи панка. У людей была романтическая идея о том, что музыка способна изменить мир и тому подобные нелепые идеи, что музыка сама по себе имеет какую-то силу, но это не так. Она ужасно слаба. Только тогда, когда она совмещена с политической борьбой, как это было во время шахтёрской забастовки, музыка начинает что-то значить. Я имею в виду, что количество групп, политических групп, которые играли в прошлом году в поддержку этой забастовки было намного меньше чем число групп, которые пели в каком-либо роде политические песни в 1976-1977, но эффект от этих выступлений был во много раз большим. Просто к концу своих дней панк стал лишь продажей записей, лишь деланием денег. То было просто течение, ни с чем не связанное. Посмотрите на то время, за исключением 1976-1978 годов тогда в Британии уровень политической борьбы был минимальным, уровень промышленной борьбы был минимальным. Так что музыка тогда действовала в полном вакууме.

Пол: У нас было правое Лейбористское правительство. Я думаю, что у нас тогда ничего не происходило потому что мы думали, что имеем правое правительство, призванное заботится о нас, как о рабочих людях. Не все, конечно, но те, кто привёл Лейбористов к власти, верили в это.

- Так как всё же вы пытаетесь совмещать политику и группу?

Крис: На наших концертах есть много чем заняться другим людям. Так в Манчестере на наших концертах местное отденление СРП (Социалистической Рабочей Партии – прим.) всегда стремится продавать газеты на входе. У нас самих просто нет времени, если мы выступаем, стоять и продавать газеты. Тогда бы просто всё остановило. Люди не стали бы покупать газеты, а просто стояли бы и трепались с нами. Я и Мартин, когда мы бываем здесь в городе, и не записываемся на студии, как это было пару последних месяцев, мы вообщето не участвовали в партийной деятельности эти пару месяцев, так продаём газеты на фабрике в Вилсдоне по пятницам утром, или субботними вечерами, хотя мы ещё ходим на собрания нашей партячейки. На наших концертах много чего организовывают люди из местной ячейки. Время, когда на наших концертах много чего происходило, было во время шахтёрской забастовки.
Тогда на наших концертах были лотки групп поддержки шахтёров, движения Женщины против закрытия шахт, Лейбористов, СРП, ещё продавали Socialist Worker у входа. Вся атмосфера была правильной и всё работало, это не было тогда не нужными вещамми. Попробуйте сейчас устроить подобное и это окажется крупным перебором. Если бы мы сейчас попробовали привлекать людей к СРП, то это было бы ужасно, люди просто отвернулись бы о нас. В разгар забастовки у тебя на концерте могли быть толпы продавцов газет, и всё шло здорово. это было частью всего движения, все только и обсуждали забастовку, шахтёры выступали со сцены.
В рок-н-ролле есть какая-то своя магия. Люди смотрят на тебя, мы приглашали шахтёров на сцену, потому что то, что они говорили было важнее всех наших песен. Намного важнее людям услышать не от меня, а от кого-либо из шахты, что завтра все должны собраться на пикет, так это делается. Попробуй сказать это сам, и сразу начнутся выкрики ‘who the fuck do you think you are’- ‘какого хера ты тут вылез’, ‘что это тут за лекции’, но когда это исходит от шахтёра или от сталевара во время забастовки, то все реагирубт по-другому. Мы всегда проводили сборы средств, кто-то ходил с таким, вроде, ведёрком по залу. Вся идея этого в том, что когда ты даёшь деньги из солидарностми, ты не делаешь это по моральной причине, потому что люди страдают. Люди всегда страдают. Главный смысл таких фабричных сборов, это то, что ты должен убеждать людей. Вот ты подходишь к ним с этим ведёрком, ты должен убедить их, почему им следует поддержать тебя. И именно это, а не фунт из их кармана, особенно важно, это фабричное движение заставляет их достать фунт из кармана, а после, через неделю, ты можешь подойти к нему и сказать: «Эй, мы тут собираем группу, чтобы поддержать пикет, пойдёшь с нами» или «Давай у нас устроим забастовку в их поддержку». Многие группы просто отдавали свои гонорары в поддержку рабочим, так Sade просто тихо дали деньги за свой золотой диск или другие какие-то свои гонорары шахтёрам и никто даже не знал про это. Я думаю, об этом стоит написать. Тут нет никакого хвастовства. Тут всё ясно, мы хорошо поддержали шахтёров!

- Но на сцене ты говоришь что-либо о СРП, почему ты их член, почему их поддерживаешь?

Крис: Да не особо. это зависит от решения, подходит это к данному моменту или нет. Тут ещё подобный вопрос: Почему, вы не пишите на обложках своих пластинок: «Вступайте в СРП!»? Я прекрасно вижу ситуацию, когда следует поступить именно так: вокруг вас в разгаре всеобщая забастовки и тут выходит ваша пластинка. Мы были бы безответственны, если бы поступили иначе, ведь это наш долг. Сейчас, когда мы всё более просто поп-группа, ситуация иная. Вот к нам подходят люди из СРП и проосят: «Не могли бы вы объявить вот об этом митинге». Мы объявим о нём, о собраниях, демонстрациях. Они думают, что мы могли бы больше продвигать партию. Но, кто б на нас ходил, если бы мы постлоянно между песнями говорили о членстве в СРП или о Socialist Worker. Несколько раз я брал Socialist Worker на сцену зачитывал кое-что оттуда, но для всего этого нужен подходящий момент. А идея быть просто музыкальной версией революционной газеты кажется мне как-то не к месту.
Нет ничего хуже для группы, чем быть абсолютно идеологически верными, это должно быть так скучно и тупо. Хотя, я думаю, что на наших концертах всегда должны быть продавцы левых газет, потому что на на приходят люди, которых могут заинтересовать наши идеи. Но это должно быть чем-то отличным от поыттки просто организовать вербовку новых членов, это оттолкнёт людей. В наши времена пропаганда должна быть очень чёткой и специфичной. Не мы выбираем время, коглда рабочий класс активно борется. Сейчас, когда рабочая борьба поутихла, Redskins это просто абстрактная пропаганда. Это как стрелять вслепую. Очень трудно найти что-то, что было бы связано с повседневными человеческими переживаниями. Важно понять, то, как мы связаны с тем, что происходит в мире, с рабочим классом Англии и его борьбой. Мы можем сказать радикальные вещи по ТВ, дать интервью газете с тиражом в четверть миллиона. Мы можем сделать большинство радикальных вещей, но всё это будет без смысла, потому что это простая вещь, та марксистская, вещь, что вы должны обращатся к людям, к их мыслям. Люди должны понимать то, с чем вы к ним обращаетесь. Все знают, что мы скинхеды из СРП, все журналисты хотят знать: «Кто эти лунатичные марксистские хедбэнджеры?» Мы всегда разъясняем это достаточно ясно.

- Если вы так зависите от движения, то что случится, если движение придёт к упадку?

Крис: Оно и так сейчас в упадке. Всё, как кажется, сейчас очень свернулось. Ты должен обращать внимание на тот факт, что пропагандда, с которрой ты обращаешся достаточно абстрактна, ты должен много, намного больше, чем раньше, думать о том, как её связать с реально происходящими вещами. Ты должен думать весьма чётко, если ты, например, собираешься дать интервью Smash Hits, журналу для подростков. Чтобы достать до ребят этого возраста ты должен говорить о таких вещах, с которыми они сталкиваются, как о схемах молодёжной занятости. Чтобы урезать цифры безработицы они запихивают ребят в так называемое трудовое обучение.

Пол: Это просто дешёвый труд. Работать в магазине за 20 фунтов в неделю и никакого обучения.

Крис: Просто подметать пол. Они будут говорить, что ты научишся работе в магазине, разовьёшь способности к коммерции, а ты просто будешь подметать пол за их ёбаную зарплату. Мы должны раскопать все эти маленькие вещи и связать их с людьми. Ещё одна вещь. Во время шахтёрской забастовки, мы не останавливались и думали о наших песнях. Тогда были вещи куда поважнее, чем структура песни. Мы постоянно были заняты на политическом или организационном уровнях. А сейчас, видишь, у нас появилось время на музыку и мелодии.

Пол: Я думаю, что это верно. Это значит, что наша сегодняшняя работа обеспечит нам уверенность в том, что люди всё ещё будут покупать наши записи ко времени, когда начнётся новый конфликт.

Крис: После забастовки у нас было что-то вроде кризиса, мы видели как постоянно уменьшается аудитория. На нас приходили тысячи во время забастовки, а сейчас только 500-600 человек. Тут ещё замешаны наши прооблемы с лейблом и промоушен. Но главная причина – это окончание забастовки. В год забастовки я никогда не думал: «Что же мы делаем». Тогда поступать так было самим собой разумеющимся, теперь же по-иному — та вещь, которая случается, когда культура отделяется от борьбы, физически или после поражения, — так было с писателями, художниками, так было с Бертольдом Брехтом, когда Гитлер выкинул его из Германии, все они должны решать эту проблему. Так было и с The Clash. The Clash искренне верили, что всё, что с ними происходит, происходит только благодаря им самим, они были абсолютно слепы в отношении реальности, к тому, что происходило в 1977. Спросите людей, что происходило в 1977, кроме панка, никто больше ничего не сможет вспомнить. А теперь, вещи, которые я могу вспомнить, всё, что я могу вспомнить. Где-то в 1979 была большая забастовка сталеваров, много забастовок строителей, забастовки на моторных заводах. В 1984 была шахтёрская забастовка, бастовали доки, железнодорожники, все виды борьбы. В 1977 ни хуя кроме музыки не происходило, а The Clash вели себя так, будто они находятся в разгаре кровавой революции! То было здорово, это было отлично, это звучало как революция, но ни хуя не значило. В конце панки просто носили булавки. Много людей пыталось что-то тогда делать, Mark Perry, the Buzzcocks, the Gang Of Four. То было не потому, что они хотели что-то изменить, просто тогда была такая причуда. То никак не было связано с борьбой и оттягивало от неё много людей. Многие мои друзья тогда думали, что вот-вот наступит конец индустрии звукозаписи…

- Вы хотите быть рок звёздами? Тупой вопрос, но…

Крис: Нет. Это звучит как простой вопрос, но это не так. Можно сказать, что мне нет смысла думать об этом.

Пол: Я думаю, что каждый хочет быть каким-либо образом звездой. Все хотят признания, и, если честно, это то, почему Redskins хотят продолжаться дальше.

Крис: Мы хотим быть популярными. Это не желание поездить на лимузинах, это не желание, чтобы тебя узнавали на улицах, но мы хотим быть популярными. Искусство должно быть популярным, но оно должно быть обращено к людям, агрессивным, готовым принять вызов, к тем, кто хочет изменить свою жизнь, изменить историю. У слова «популяный» должна быть агрессивная концепция. Большинство поп-мпузыки обращается к пассивному популяризаторству на самом низком уровне. То, что люди легко принимают, это музыка не особо выдающаяся, но и не особо неприятная. Она не трогает, а только привлекает. Нет смысла просто привлекать, вопрос в том, кто это делает и как. Как ты привлекаешь к себе людей и какой это будет иметь эффект. Если ты играешь на стадионах и миллионы людей приходят лишь потому, что хотят услышать производимые тобою шумы, то это чертовски большая ошибка. Но если ты играешь перед 2000 человек и после концерта, кто-то из них подходит к тебе, чтобы поговорить о политике, то это намного лучше. Ты можешь попытаться выкинуть какой-либо фокус , чтобы стать популярнее, но горькая правда в том, что с твоими идеями, всё будет как раньше, новые люди, которые придут, будут просто привлечены этим твоим фокусом. Я не думаю, что мы хотим быть звёздами, но мы хотим добиться успеха. Мы агрессивено настроены, у нас должен быть успех.

Пол: Сосредоточься на том, что ты делаешь, и если на тебя придёт больше народу, то это значит, что у тебя будет больше поддержки, что для этих людей ты чего-либо стоишь.

Крис: К нам подходят люди на концертах и говорят, как мы на них повлияли. Это то, что заставляет тебя продолжать своё дело. Но не следует себя этим слишком успокаивть, у всего свои границы. На тривиальном уровне ты можешь влиять на людей, поддерживать определённые товары и т.д.

Пол: Но когда ты говоришь им, что поддерживаешь определённое революционное движение, то тут всё по другому.

Крис: это большой скачок в сознании. Для достижения этого необходимо многог работать: продавать газеты каждую неделю, убеждать людей, организовывать борьбу. Это большой прыжок сознания против течения. То то, что собирает людей. В конце концов намного легче пойти на концерт Redskins, чем купить Socialist Worker.

ИНТЕРВЬЮ ИЗ ЗИНА «BLOOD RED»,  преведено в 2000 г.