Сергей Шубенков — один из самых ярких российских спортсменов. И упорных: помешать завоевать серебро чемпионата мира в Дохе ему не помешала даже череда травм, которые преследовали его летом. 4 октября чемпиону мира 2015 года в беге на 110 м с барьерами исполнилось 29 лет. В интервью ТАСС он рассказал об отношении к выступлению без флага, к новым допинговым скандалам и загубленной карьере пилота "Формулы-1".
— Со Всемирным днем трезвости вас!
— Спасибо! Всемирный день трезвости в Катаре проводить очень легко и приятно.
— На пиво вчера рассчитывать было бесполезно. Без проблем удалось сдать допинг-тест в этой жаре?
— Сдал без проблем, но получилось долго. Впервые столкнулся с ситуацией, когда у меня оказалась бракованная колба: я ее открыл, а кусок пробки просто вывалился. Ничего страшного, но лишние 20 минут пришлось провозиться: вызывали делегата, все еще раз проверяли. Но ничего, это часть жизни.
— Перед отъездом на чемпионат мира вы посетили этап "Формулы-1" в Сочи. Зарядились скоростью?
— Да, понюхал масло с бензином. Был впервые, очень понравилось. Мой тренер — большой фанат "Формулы-1": он смотрит все гонки, даже тренировочные сессии, читает много разных материалов на эту тему, ничего не пропускает. Он прям фанат. Поэтому когда мы были на сборе в Сочи, то решили воспользоваться возможностью побывать там в пятницу — в день тренировок. У тренера был шанс посмотреть их не по телевизору, а вживую.
Мне тоже стало интересно, решил приобщиться. А поскольку у меня спонсор "Ред Булл", я без проблем получил проход в боксы. Обидно только, что сфотографировать не дали. Но там была специальная зона для туристов, и можно было близко наблюдать за всем действом: за гонщиками, за болидами, за тренировкой сервисменов.
Все это дело орет, шумит, в наушники можно послушать радиопереговоры. Вообще, конечно, впечатление сильное, мне очень понравилось.
— Думаю, не надо спрашивать, за кого болеете...
— Да, понятно, что мы ходили в боксы к "Ред Буллу". Причем там случилось одно открытие: увидел молодого пилота Александера Албона, который оказался выше меня ростом. Считается же, что пилоты должны быть низенькими, маленькими, щуплыми и легкими, а тот не такой. Так что моя карьера могла легко пойти совсем в другую сторону, если бы мне не говорили, что я здоровый и в болид не влезу. Оказывается, бывают гонщики большого роста.
— Помогла эта экскурсия немного отвлечься от мыслей о чемпионате мира?
— Получил приятные впечатления, не более того, просто развлекуха. Чемпионат мира же надо рассматривать в разрезе этого длинного и сложного сезона, сезона интересного.
— Российский пилот Даниил Квят, кстати, тоже в команде из системы "Ред Булла".
— Его не видел. Единственное, когда уходили, диктор по стадиону объявил, что у Квята что-то пошло не так.
— У вас во время финала все пошло как надо, да?
— В принципе, когда сейчас все анализируешь, понимаешь, что очень сильно повезло и все сложилось в мою пользу. Имею в виду те моменты, которые от меня напрямую не зависели. Все сложилось весьма удачно.
— Как отпраздновали второе место на стадионе?
— Если честно, чувствовал себя лишним на этом празднике жизни. Грант Холлоуэй как бежал, так и убежал после финиша, остановился только через 200 м. Паскаль Лагард, узнав о бронзе, начал тоже орать, валяться на траве, обниматься с информационным табло. А я просто был рад, что второй, в тот момент почувствовал себя жутко уставшим, хотя больше перенервничал в полуфинале. Просто банально радовался, без эмоциональных излияний.
— Не было никогда желания обыграть тот факт, что выступаете в нейтральном статусе? Выбежать, к примеру, с полотенцем, как это сделала Аксана Гатауллина?
— Да, было забавно, когда она взяла это полотенце в крапинку.
— Тем более что даже IAAF (Международная ассоциация легкоатлетических федераций) называет Марию Ласицкене россиянкой. Такое ощущение, что всем уже ситуация кажется абсурдной.
— Все уже немного привыкли к этой ситуации, хотя я считаю, что нам два года назад выкатили очень суровый кодекс поведения нейтральных спортсменов, который, кстати, до сих пор действует. В принципе, все эти правила для нас актуальны и сейчас.
Надо просто объяснять ситуацию, в которой оказалась российская сборная. Что нейтральный спортсмен — тот же россиянин, просто выступает без флага, потому что накосячила национальная федерация. Хотя это еще большой вопрос, кто накосячил. Считаю, что это надо объяснить болельщикам, зрителям, волонтерам.
— Перед стартом чемпионата мира была надежда на возвращение флага, что национальную федерацию восстановят?
— Наверное, нет, слабо в это верилось. Яснее ясного, что как только собирается совет IAAF, всегда возникает информационный вброс, причем ровно за сутки до заседания. Сейчас, почему-то, Хайо Зеппельт своей традиции изменил.
— На этот раз он сделал более громкий вброс, который касается всего российского спорта.
— Но заранее, за два-три дня. Эти вбросы всегда появляются перед важными решениями. Они могут быть громче или тише, может выйти фильм или репортаж, но это всегда происходит..
Плюс, думаю, важную роль сыграл чисто циничный подход. Если бы Россию восстановили, это бы стало главным событием в информационном пространстве и могло затмить сам чемпионат мира.
С одной стороны, я не вижу никаких препятствий, чтобы эта ситуация не разрешилась до конца года, но с другой стороны, сейчас появилась новая информация, пусть она и связана с прежней историей, в которой каждый раз появляются новые витки, порождающие новые критерии восстановления ВФЛА (Всероссийская федерация легкой атлетики — прим. ТАСС).
И каждый раз Себастьян Коу (глава IAAF — прим. ТАСС) говорит, что срок выполнения критериев зависит от нас. Считаю, что это не совсем честный подход, потому что число критериев постоянно растет и не все они находятся в зоне ответственности ВФЛА. Но, с другой стороны, никому другому IAAF их предъявить не может.
При прочих равных, это дело бы завершилось до конца года, но ситуация вокруг РУСАДА отбрасывает нас на шаг назад, вопрос снова подвис. Посмотрим, что из этого получится. Думаю, что Россию надо возвращать, но, с другой стороны, IAAF на общих правах ее возвращать уже не будет. И вообще, давайте уже IAAF называть World Athletics.
— Согласились с переименованием организации?
— Да, мне это название больше нравится.
— Коу говорит, что так хотя бы понятно, о какой организации идет речь. Значение IAAF он порой сам объяснял по несколько минут.
— На самом деле, так и есть, он абсолютно прав. World Athletics и произносить проще. Сразу понятно о чем речь, название отражает суть организации. И, в принципе, у World Athletics есть все инструменты, чтобы направлять ситуацию вокруг ВФЛА в нужное нам русло. Считаю, что если даже Россию восстановят, правила про индивидуальный допуск продолжат действовать. Неугодных атлетов не пустят на те соревнования, где их не хотят видеть.
— Если говорить о ВФЛА. У вас лично к ее руководству есть претензии?
— Моим самым плохим в жизни был 2016 год, тогда с людьми из ВФЛА я контактировал раз-два в неделю. Тогда мы активно обсуждали, какие действия предпринимать, что я как спортсмен должен сказать, что они, в свою очередь, делать. Я с ними общался очень много, и тогда был самый плохой год в моей жизни.
Когда я не общаюсь с ВФЛА, то у меня все хорошо. Федерация как таковая на мою жизнь и работу влияет очень мало, мне она нужна лишь только, когда я еду на чемпионаты Европы и мира. В эти моменты они берут на себя организационные вопросы. Что касается тренировочного процесса, других соревнований, их роль сводится к нулю. У меня к ВФЛА в общем и целом претензий нет.
— В том числе и в контексте выступления на Военных играх, которые пройдут в октябре? Вы там сможете выступить под флагом страны...
— Да, это очень приятно.
— Российскую форму уже достали?
— Да, конечно, она у меня с собой даже здесь.
— На какой случай?
— На случай, если будут в аэропорту встречать. И пусть я не верил в восстановление национальной федерации, я все же оптимист по жизни, и когда собирался на сборы и на чемпионат мира, российскую форму все-таки взял. Подумал, что если даже мне не удастся в ней пощеголять на чемпионате мира, то в Сочи хотя бы потренируюсь, похвастаюсь.
— Новенькая форма?
— Так получилось, что она новенькая еще с прошлого года. Нам ее регулярно выдают, но используем ее редко.
— Получается, на международный старт в российской форме выйдете впервые за четыре года?
— Это да. Но я бы не заострял на этом внимание. Форма и форма, это приятно, но придется еще раз порубиться.
— На Олимпиаде, кстати, если допустят, тоже должны дать выступить под флагом страны, вне зависимости от ситуации вокруг ВФЛА.
— Скажем так, что на сегодняшний день это так, потому что у Олимпийского комитета России нет таких конфликтов с Международным олимпийским комитетом, как у ВФЛА с World Athletics.
— Да, но могут возникнуть. Следите за развитием событий вокруг РУСАДА?
— Плотно нет, но новости читаю. Я, например, даже сути претензий не совсем понимаю. Говорят о передранной базе данных, но я не очень понимаю, в каком виде эта база данных существует. Понятно, что это электронная база. Говорили о каких-то 50 тысячах файлов на CD. Но кто сейчас о CD вообще вспомнит — в 2019 году? Да и что значит электронная база? Это как? Я даже не представляю, как она выглядит. Ее что, на флешку загружали? А пробы?
— Их тоже передали.
— Но их Родченков, если верить публикациям, изначально слил.
— Поэтому ситуация запутанная.
— Да, и вникать в суть этих вопросов не очень хочу, потому что мне не очень надо.
— Мария Ласицкене, правда, вникла и забеспокоилась о том, что в случае отстранения РУСАДА ей надо будет переезжать в другую страну, чтобы ее могли тестировать иностранные антидопинговые агентства.
— Ситуация имеет конкретную отсылку к 2016 году, когда к Играм допускали только тех российских легкоатлетов, которые жили и тренировались не в России. Всю ситуацию свели только к этому критерию.
Но я спешу Марию разочаровать: если мы всецело ориентируемся на ту ситуацию, то уезжать надо было раньше, потому что тогда для допуска к Олимпийским играм вне так называемой "российской допинговой системы" надо было провести два года.
Сейчас уже совсем другая ситуация и отношение к нам другое. Даже высказывания со стороны международных организаций звучат иначе. Другое дело, что если мы ориентируемся на старый опыт, то этот порыв мне ясен и понятен. Но тут можно только одно сказать: вольному воля.
— Есть понимание, чего ждать на Олимпийских играх? Тут, в Дохе, жара, но благодаря кондиционерам условия на стадионе комфортные. В Токио их нет, хотя погодные условия обещают быть похожими.
— Пока нет понимания, чего ожидать. До Олимпийских игр меньше года, но нам еще предстоят Всемирные военные игры. Плюс надо долечить свои травмы. Тут мы ситуацию сумели благополучно разрулить, но проблемные вопросы все равно надо закрыть. Еще и отдохнуть как-нибудь надо. И уже после готовиться к Олимпийским играм. Но пока предметно об этом не думали.
— Вернемся к чемпионату мира. Одна из главных историй здесь — выступление американца Кристиана Коулмана, который пропустил три допинг-теста, но все же нашел лазейку в антидопинговых правилах, которая позволила ему избежать наказания. Как воспринимаете эту историю?
— На самом деле, это еще одна показательная иллюстрация двойных стандартов в борьбе с допингом. Про эти двойные стандарты мне было известно намного раньше, и то, что к России предвзятый подход, было ясно сразу.
Можно привести в пример историю, когда якобы русские хакеры вскрыли базу WADA с терапевтическими исключениями. Я помню, что мне на эту тему писал иностранный журналист. Я спросил: почему вы считает, что хакеры русские? А он: они русские, потому что они называются Fancy Bears и сливают информацию только о западных спортсменах. Доводы, конечно, были очень аргументированными, в кавычках.
Эти двойные стандарты проявляются в том, что по отношению к России действуют намного жестче, но такие ситуации, как с Коулманом, проливают свет на реальное положение дел, и все большему количеству неравнодушных граждан становится ясно, что, борясь с допингом в России, схожие подходы нужно применять и в отношении других стран.
— В этой связи есть доверие к Холлоуэю? Парень возник практически из ниоткуда.
— Ну как, он возник из студенческого спорта. Парень классный: и чтец, и жнец, и на дуде игрец. И в футбол играет, и в длину за восемь метров прыгает, между прочим. Посмотрим, надолго ли его хватит. Хотя к Олимпийским играм он подбирается вплотную.
В принципе, с одной стороны, мне не очень нравятся ситуации, когда у нас есть крутой чемпион, он олимпийский чемпион, но других крупных достижений у него нет, больше мы его нигде не видели и не знаем, что с ним. Это сразу у меня вызывает подозрение. Совершенно конкретные подозрения у меня вызывает соперник, который в мае бежит 13,15, а в августе на чемпионате мира или Европы 13,50. Такие колебания свойственны для нехороших методов.
Другое дело, что такие подозрения могут превратиться в паранойю. А поскольку в последнее время замечаю, что начинаю подозревать много кого, стараюсь эти мысли отгонять. Потому что даже если у олимпийского чемпиона больше нет никаких званий, то есть куча других людей, которые вообще без наград. Так что даже одна победа дорого стоит.
Но хочется доверять системе, верить тому, что этот один раз был чистым и честным. Сейчас же все, что связано с допинг-контролем, не очень прозрачно. И надо как-то больше информации предоставлять в публичное пространство, рассказывать о том, как проходит допинг-контроль. Надо переходить к конкретике: не просто говорить о том, что все чистые, хорошие и классные, а показывать, кто и сколько сдает тестов, где сдает. Понятно, что не надо ходить с камерой в туалет, но рассказывать о процедуре следует.
С терапевтическими исключениями тоже надо что-то решать, потому что это не дело, когда одному можно использовать запрещенные препараты, потому что он болеет, а другому нельзя. Это все не вызывает доверия и порождает лишние подозрения.
— Вы у нас спортсмен проверенный годами, уже четыре чемпионата мира на одном уровне держитесь.
— Да, и именно это я пытаюсь всем объяснить. Это как раз и есть показатель того, что я ничего плохого не использую. Все, что у меня получается, я добиваюсь с тем, что можно. Но на восемь метров в длину я, наверное, не прыгну.
Беседовал Артем Кузнецов