НА МСВС

Эти и другие сообщения и аналитические обзоры доступны
на английском языке по адресу www.wsws.org

Новости и комментарии
Социальные вопросы
История
Культура
Наука и техника
Философия
Рабочая борьба
Переписка
Трибуна читателя
Четвертый Интернационал
Архив
Что такое МСВС?
Что такое МКЧИ?

Книги

Другие языки
Английский
Немецкий
Французский
Итальянский
Испанский
Индонезийский
Польский
Чешский
Португальский
Сербохорватский
Тамильский
Турецкий
Сингальский

МСВС : МСВС/Р : История : Вадим Роговин

Версия для распечатки

В память о Вадиме Роговине

Дэвид Норт
5 июня 2002 г.

Ниже следует текст речи Дэвида Норта, председателя редакционной коллегии Мирового Социалистического Веб Сайта , с которой он выступил 15 мая в Москве на собрании, посвященном 65-летию русского марксистского историка и социолога Вадима Захаровича Роговина.

Сегодня мы встретились для того, чтобы отпраздновать то, что могло бы быть 65-летним днем рождения Вадима Роговина, а также отметить публикацию седьмого и последнего тома его величественного исторического цикла Была ли альтернатива? Эта работа представляет собой историю политической борьбы в СССР против предательства Октябрьской революции, от момента основания Левой оппозиции в 1923 году до убийства Льва Троцкого в 1940 году.

Есть глубокий и волнующий символизм в сочетании этих двух событий. Отмечая 65-ю годовщину рождения Вадима, мы чтим его жизнь. Приветствуя выход седьмого тома его Истории, мы отдаем дань уважения его работе.

Жизнь всякого человеческого существа является в одно и то же время конечной и бесконечной. Она конечна в смысле ее индивидуальности и физической смертности. Но она бесконечна в качестве элемента коллективного социального бытия человеческого рода. В той степени, в какой отдельная личность дает сознательное выражение универсальному человеческому опыту, она способна переступать границы своего конечного существования.

Существуют индивидуальности, которые, говоря словами Троцкого, «несут на своих плечах частицы судеб рода человеческого». В подобных людях эта способность переходить в бесконечность находит свое наиболее интенсивное проявление. Их вклад в будущее человечества продолжает жить после них. Плоды их жизни оказываются частью сознательного существования последующих поколений и становятся тщательно охраняемым коллективным наследием всей человеческой истории. Именно такова жизнь Вадима Захаровича Роговина.

В чем состоит величие Вадима Роговина? Ответ на этот вопрос можно дать только в том случае, если поставить его жизнь в контекст времени, в котором он жил, — в особенности в контекст последнего десятилетия его жизни, который был для него самым интеллектуально творческим периодом. Многое произошло в бывшем Советском Союзе за последние 15 лет. У меня нет сейчас намерения вступать в обсуждение вопроса о том, каков был характер этих перемен в социальной и экономической структуре постсоветского общества. Я уверен, что среди нас есть различные мнения относительно природы и последствий этих изменений. С точки зрения Вадима, которая совпадала также с позицией международного троцкистского движения, длительный кризис советского сталинистского режима завершился в конце 1980-х и 1990-е годы способом, который был реакционным в политическом смысле и носил на себе печать социального регресса.

Есть одна примечательная особенность интеллектуального ландшафта последних 15 лет, на которую я хотел бы обратить внимание. Несмотря на все произошедшее с середины 1980-х годов, из потрясений, сквозь которые прошло советское и постсоветское общество, не выросло ни одной политической фигуры, которая обладала бы международным признанием или вызывала бы восхищение. В той степени, в какой человечество находится в поиске новых и плодотворных идей, невозможно найти никого, кто обращал бы в этом смысле свой взор в сторону постсоветской России. Практически все фигуры, которые приобрели в этот период известность или получили скандальную популярность, обнаружили себя посредственностями и самыми обыкновенными негодяями. Кто сегодня станет говорить о «величии» Горбачева, Ельцина, Лебедя, Собчака (некоторые из этих имен уже, вероятно, и не вспоминают) и, прошу прощения, сегодняшнего кремлевского обитателя без того, чтобы не вызвать в аудитории взрыв смеха? Все эти люди были или продолжают быть бессознательными инструментами исторических и социальных процессов, которых они сами не в состоянии ни предвидеть, ни понять.

Мне хотелось бы добавить, что слепота и посредственность не являются бедствиями одной только политики. Возможно, я плохо информирован, но, мне кажется, можно сказать, не встречая серьезных возражений, что культурная жизнь России обеднела так же, как и ее экономика. Был ли создан в продолжение последнего десятилетия хоть один крупный роман, значительная поэма, важное музыкальное сочинение или даже кинематографическая работа, которые без всякого сомнения были бы достойны внимания международной аудитории? На этом фоне интеллектуальной и культурной пустыни работа Вадима Роговина возвышается как достижение монументального масштаба.

Семь томов исторического исследования Вадима будут и дальше признаваться в качестве важнейшего вклада не только в русскую, но и мировую литературу. «Великие исторические сочинения — писал Э.Х. Карр [известный британский историк, автор 14-томной истории Советской России первых десяти лет после революции 1917 года], — создаются тогда, когда видение историком прошлого освящено его проникновением в проблемы современности». В этом состоит ключ к пониманию значения книг Вадима. Именно глубокий интерес Вадима Роговина к проблемам современного ему времени и его озабоченность будущим человечества толкнула его к изучению, анализу и объяснению прошлого. Воинствующее стремление Вадима к поиску и защите исторической правды не имела упрощенно моралистического характера. Скорее это стремление вырастало из глубокого проникновения в великие проблемы эпохи, в которой он жил. Всеобщая утрата социальной перспективы, самая причудливая политическая мешанина и оцепенение общественного сознания стали той социальной платой, которую общество оказалось вынуждено заплатить за десятилетия сталинистской лжи и фальсификаций. Разрушение исторического сознания породило запутавшихся и дезориентированных людей, неспособных понять природу тех социальных и политических проблем, с которыми им приходится сталкиваться, а также неготовых найти решение общественного кризиса на путях прогресса.

Какую задачу поставил перед собой Вадим в продолжение последнего десятилетия своей жизни? Опровергнуть беспардонное искажение роли Троцкого в советской истории; дать отпор той лжи, согласно которой сталинизм был необходимым и органическим продуктом Октябрьской революции; дать ответ на утверждения, что не существовало альтернативы сталинизму в СССР. В дискуссиях и совместной работе с Международным Комитетом Четвертого Интернационала Вадим развил свое объяснение сталинистских чисток 1930-х годов. Он показал, что они были формой политического геноцида, направленного против представителей марксисткой политики и культуры в советском рабочем классе и интеллигенции. Вадим интерпретировал террор 1930-х годов как форму гражданской войны, организованной Сталиным и его приспешниками (Молотовым, Кагановичем, Ворошиловым, Берией, Микояном и другими) против преследуемой, но все еще мощной социалистической оппозиции, самым крупным голосом которой был Лев Давыдович Троцкий.

В основе этого исторического анализа лежала концепция большой философской глубины. Вадим утверждал, что движущей силой, определившей кровавый характер сталинистского режима, было стремление к социальным привилегиям — достижению материальных благ меньшинством за счет большинства. Социальная политика, нашедшая свое выражение в преступлениях Сталина, состояла в продвижении и защите бюрократией, во главе которой он стоял, социального неравенства. Фундаментальная разница между большевизмом и сталинизмом заключалась именно в этом: историческим предназначением первого было стремление к социальному равенству, в то время как цель последнего состояла в защите индивидуальных привилегий. Как писал Вадим, «сталинская жадность к материальным благам, его страсть к неограниченной роскоши в повседневной жизни передалась его наследникам вплоть до Горбачева. Все они, в отличие от старой большевистской гвардии, не желали разделять с народом физические трудности и лишения».

В основе философии истории Вадима — непоколебимая убежденность в онтологической действенности объективной истины. Признание истины в качестве того, что обуславливает соответствие между субъективным мышлением и объективными свойствами и процессами социального бытия, образует базис научного исторического знания. Эта аксиома служит не только основой для изучения истории СССР. Речь следует вести о подлинно международной проблеме — необходимости усвоить исторический опыт XX столетия как целого. Эта проблема требует к себе самого пристального внимания не только в России.

Упоминая о подавленном состоянии постсоветского общества, я вовсе не стремился исходить из предположения, что в Америке и в Европе наблюдается расцвет интеллектуального творчества. Ситуация за пределами России не менее драматична. В разных формах и с разной степенью интенсивности можно по всему миру натолкнуться на ту же саму дезориентацию, путаницу и невежество. Как и в России источником этой дезориентации является неспособность понять и теоретически осмыслить исторически события и опыт недавнего прошлого, из которого выросло наше настоящее. В то же время как можно усвоить и осмыслить опыт прошлого, если даже фактические компоненты истории — в особенности те, что касаются Октябрьской революции и того, что за ней последовало — скрываются и фальсифицируются? Вот почему работа Вадима Роговина обладает мировым значением и уже привлекла к себе внимание международной аудитории.

В истории есть периоды, когда революционные социальные потрясения разбивают старые барьеры и освобождают путь для великих достижений во всех сферах человеческой культуры. По следам подобных потрясений появляются гении, выступающие в качестве голоса своей эпохи. Они усиливают все прогрессивные импульсы своего времени и придают им наиболее глубокую, универсальную и неустаревающую форму.

Но бывают и другие, более сложные и мучительные периоды истории, когда творческий гений должен работать в изоляции и оппозиции. Исключительные фигуры такой эпохи выступают не в качестве мужчин и женщин своего времени, а в качестве мужчин и женщин, идущих против своего времени. В этом смысле существует параллель между жизнью Троцкого и жизнью Вадима. Если бы Троцкий умер в 1923 году, он наверняка остался бы в истории как одна из величайших фигур восходящей Русской революции. Однако то, чего достиг Троцкий в продолжение последних 17 лет своей жизни, между 1923 и 1940-м годом — речь идет о его неутомимой борьбе против сталинистского предательства мирового социализма — обеспечило ему историческое бессмертие в качестве самого крупного и наиболее значимого революционного мыслителя и лидера XX, а может быть, и XXI столетия.

Величие Вадима, как и Троцкого, проявилось в политической, интеллектуальной и моральной оппозиции — в его мужестве, принципиальности и непобедимой преданности исторической правде в условиях, прогнивших вследствие десятилетий лжи, цинизма, лицемерия и малодушия. Противостоя времени, в котором он жил, Вадим Роговин написал семь книг, которые останутся в мировой литературе как моральная и интеллектуальная веха в деле восстановлении человечеством своего собственного революционного наследия.

Седьмой том Вадим назвал Конец означает начало. Это название служит также подходящей эпитафией для самого Вадима. Только в своем физическом бытии он покинул нас 18 сентября 1998 года. То, что есть вечного в жизни и работах Вадима, живет с нами и придает нам силы каждый новый день.

Смотри также:
Вадим Роговин