НА МСВС

Эти и другие сообщения и аналитические обзоры доступны
на английском языке по адресу www.wsws.org

Новости и комментарии
Социальные вопросы
История
Культура
Наука и техника
Философия
Рабочая борьба
Переписка
Трибуна читателя
Четвертый Интернационал
Архив
Что такое МСВС?
Что такое МКЧИ?

Книги

Другие языки
Английский
Немецкий
Французский
Итальянский
Испанский
Индонезийский
Польский
Чешский
Португальский
Сербохорватский
Тамильский
Турецкий
Сингальский

МСВС : МСВС/Р : История : СССР

Версия для распечатки

Итоги 10 лет после распада СССР — Социальный и экономический упадок, региональные и этнические конфликты

Часть 1 | Часть 2

Владимир Волков
5 марта 2002 г.

8 декабря 1991 года главы тогдашних советских республик России, Белоруссии и Украины, Борис Ельцин, Станислав Шушкевич и Леонид Кравчук, подписали на охотничьей даче в Беловежской Пуще соглашение о юридическом упразднении Советского Союза и создании нового государственного образования — СНГ (Союза Независимых государств).

Поступая таким образом, они, вероятно, рассчитывали на то, что войдут в историю в качестве героев, которые освободили свои народы от оков пришедшей в упадок империи и открыли им дорогу к свободе и процветанию. В действительности эти фигуры останутся в памяти потомков как тщеславные и преступные авантюристы. Они разрушили то, что создавалось несколькими поколениями советских людей, — ради стремительного обогащения небольшой кучки алчных нуворишей из числа партийно-государственной номенклатуры, мелкобуржуазной «статусной» интеллигенции и криминальных новых предпринимателей.

В Беловежской Пуще оказалась поставлена последняя точка в истории Советского Союза. Это государство было образовано семь с лишним десятилетий до этого в качестве революционного ответа рабочих и крестьянских масс России на распад русского царизма и катастрофу Первой мировой войны, ставшую неизбежным порождением неразрешимых противоречий мировой капиталистической системы.

Возникший путем добровольного и равноправного союза рабоче-крестьянских республик на основе перспективы мировой социалистической революции, Советский Союз в конечном итоге оказался раздавлен тяжелым задом сталинистской бюрократии, объединившейся с мировым империализмом. Эта бюрократия выросла и укрепилась у власти в продолжение 1920-30-х годов в условиях изоляции СССР и отсталости его материально-культурного базиса. Воздвигнув здание новой тоталитарной деспотии и жестоко подавив какие-либо проявления рабочей демократии, она в продолжение десятилетий беспощадно уничтожала любого социалистического критика своей реакционной политики построения «социализма в отдельной стране».

Воплощая в себе националистическую реакцию на интернациональные принципы и программу Октябрьской революции 1917 года, сталинистская бюрократия играла роль главного агента мирового империализма в рабочем движении. Используя огромные ресурсы советского государства для удушения революционных порывов пролетариата во всех уголках мира, она совершила бесчисленное множество преступлений. Кульминацией этих преступлений стало расчленение и уничтожение самого Советского Союза, совершенное с характерной для бюрократии подлостью и цинизмом.

1991 год стал важнейшим поворотным пунктом всей современной мировой истории. Однако спустя 10 лет никто в мире не отмечает этой даты в атмосфере эйфории, подобной той, которая нагнеталась идеологами и организаторами крушения СССР в начале 1990-х годов. Наоборот, на фоне отсутствия каких-либо позитивных социальных и экономических результатов капиталистических реформ на востоке Европы большинство средств массовой информации — как мировых, так и в бывшем СССР — предпочитают обходить молчанием символический «юбилей» кончины государства, которое до самых своих последних дней продолжало сохранять, хотя и в крайне выродившейся форме, связь с русской революцией 1917 года и оказывать огромное влияние на ход мировых событий.

Был ли СССР «тупиком» истории?

Не счесть попыток представить СССР в качестве «тупика истории», доказать его изначальную экономическую обреченность, неспособность развивать хозяйство бывшей империи Романовых, хотя эти попытки и находятся в резком контрасте с неоспоримыми успехами, которые были достигнуты Советским Союзом в повышении материального и культурного уровня масс. Уже сам факт стремления умалить эти достижения говорит о том, что СССР продолжает (хотя и в «негативной» форме) оставаться в центре внимания СМИ.

Для обоснования идеи о неотвратимости краха Советского Союза используются два основных аргумента. Утверждают, во-первых, что к началу 1990-х годов экономических кризис был настолько глубок, что привел к полному отсутствию потребительских продуктов не только в магазинах, но и в стране вообще, так что если бы не либерализация, то стране угрожал бы жестокий и самый настоящий голод. Во-вторых, заявляют, что национальные отношения в СССР обострились до такой степени, что если бы не «цивилизованный развод», то страна погрузилась бы в пучину кровавой этнической резни.

К первому аргументу мы вернемся во второй части статьи, а пока затронем вопрос о национальных проблемах в СССР, решение которых при Ельцине было сжато сформулировано в словах самого «первого российского президента», обращенных к региональным элитам: «Берите суверенитета столько, сколько сможете».

8 декабря 2001 года, в день десятилетней годовщины заключения Беловежских соглашений, электронные Вести.ru опубликовали интервью с двумя российскими «героями» начала 90-х — Геннадием Бурбулисом и Сергеем Шахраем, принимавшими активное участие в выработке и принятии «исторического» Беловежского решения. Г. Бурбулис, бывший госсекретарь Российской Федерации, сказал: «Советский Союз распался, прежде всего, по вине тех, кто в начале века его антизаконно создавал». Упразднив СССР, продолжил Бурбулис, они (участники соглашения в Беловежской пуще) спасли страну от «истребляющей, катастрофической гражданской войны...»

То же самое утверждает и С. Шахрай. На вопрос корреспондента Вести.ru : « А если бы беловежские врачи все-таки отказались это сделать?» (заключать договор) — он без тени сомнения ответил, что «тогда мы получили бы гражданскую войну, я отвечаю за свои слова, войну в самом худшем виде, по этническому принципу, когда русский воюет с узбеком, украинец с белорусом, и так далее. Перед нами была Югославия — до сих пор воюет. Карабах, Южная Осетия, Абхазия, Чечено-Ингушетия — все это было до Вискулей» (резиденция в Беловежской пуще, где принималось соглашение).

Этот подход построен не просто на преувеличении трудностей, с которыми сталкивался СССР. Он основан на сознательной лжи и фундаментальном искажении реальности. Конечно, невозможно не признать, что на всем протяжении 1930-1990-х годов национальные отношения в Советском Союзе были далеки от реального воплощения идеалов интернационализма и национального равноправия. Несмотря на значительные успехи в развитии национальных окраин, внутринациональные отношения в СССР несли на себе печать возрожденного влияния великорусского шовинизма. Его наиболее крайними проявлениями стали такие мрачные страницы советской истории, как выселение целых народов (чеченцы и ингуши, карачаевцы и черкесы, крымские татары) в годы Второй мировой войны по обвинению в сотрудничестве с германских фашизмом, а также, например, отвратительная шовинистическая кампания борьбы с «космополитизмом» и «низкопоклонством перед Западом» в конце 1940-х годов.

Однако такое положение дел выросло не из принципов и традиций революции, а вопреки им и в жестокой борьбе с ними. Новое национальное угнетение порождалось господством тоталитарной бюрократии, подчинявшей национальные отношения, как и все остальные стороны общественной жизни, интересам сохранения и укрепления своих материальных привилегий. Очаги национального недовольства тлели постоянно. Однако любое объективное и честное исследование вопроса должно будет признать по крайней мере два важнейших факта: 1) национальные трения в Советском Союзе никогда не приобретали масштаб массовой националистической истерии; 2) рабочий класс самой Российской Федерации в составе СССР подвергался в некоторых отношениях не меньшему угнетению, чем его братья и сестры из национальных окраин.

Во вполне определенном смысле оправданно говорить о том, что Советский Союз, по примеру царской империи, был «тюрьмой народов». Но отличие было в том, что это подавление национальных прав и свобод вырастало не в качестве естественного порождения и «продолжения» классово-экономических корней режима как таковых, как это было при русских царях и крепостнически-имперских порядках, а имело характер контрреволюционной реакции на общественные преобразования, заложенные революцией 1917 года. Путь, на котором национальные проблемы СССР могли найти свое разрешение, состоял не в разрушения СССР, а лежал в направлении его радикального демократического преобразования на основе существовавших национализированных отношений собственности.

В годы «перестройки» национальный вопрос в СССР обострился. Но главная причина этого обострения коренилась не в предполагаемой ненависти народов советских республик к русскому народу, как это пытаются утверждать бурбулисы и шахраи, а в стремлении республиканских и региональных элит добиться полного контроля над материальными и сырьевыми ресурсами своих республик, превратив себя при этом в новые капиталистические классы. Разжигание националистической истерии использовалось ими в качестве средства для парализации общей борьбы советского рабочего класса за свои интересы.

Предупреждая советских трудящихся о грозящей им опасности, Международный Комитет Четвертого Интернационала писал в 1991 году, по следам кровавого подавления горбачевским правительством волнений в Литве:

«Преступления режима Горбачева против литовцев и других угнетенных национальностей осуществляются не во имя защиты социализма или коммунизма, а ради спасения сталинизма. Они направлены на сохранение политической монополии паразитической бюрократической касты, которая вступила на дорогу капиталистической реставрации в прямом союзе с мировым империализмом» (Бюллетень Четвертого Интернационала, № 4, февраль 1991, с. 57).

Продолжая линию, заложенную еще в 1930-е годы Львом Троцким, и выступая за программу объединенных усилий всего советского и международного пролетариата, Международный Комитет заявлял: «Мы говорим, что если борьба против сталинизма не сводится к лицемерным фразам, то она должна защищать права украинцев, белорусов, грузин, армян и всех других национальных меньшинств против кремлевских держиморд».

«Но, конечно, необходимо сделать предупреждение, что политические тенденции, преобладающие в настоящий момент в национальных движениях, разделяют многие элементы реставрационной программы Горбачева. Однако из этого конъюнктурного факта ни в коем случае не следует, что борьба за самоопределение должна вести к капиталистической реставрации. Во всяком случае, величайшая опасность капиталистической реставрации исходит не от национальных движений, а от кремлевских лакеев империализма. Мы надеемся, что те силы среди национальных меньшинств, которые искренни и последовательны в своем желании к самоопределению, поймут, что их политические цели могут быть достигнуты лишь на базе объединенной борьбы против сталинского режима и против империализма».

«Ведь весь опыт двадцатого века — подводил итог МКЧИ, — демонстрирует, что настоящее самоопределение, — которое требует независимости от империалистической гегемонии, — не может быть достигнуто на основе буржуазной программы. Буржуазная Украина ила буржуазная Грузия могут родиться лишь в качестве бесправных пешек ведущих империалистических держав. Единственный путь к настоящему самоопределению освещен пролетариатом национальных меньшинств на основе международного социализма (Бюллетень Четвертого Интернационала, № 3, сентябрь 1990, с. 12).

Провозглашая СНГ, его создатели утверждали, что организуют более жизнеспособное государственное объединение, которое обеспечит мир и процветание всем бывшим советским народам. Это было ложью с самого начала. Один из важнейших советников Ельцина, шведский экономист Aндерс Ослунд говорил вскоре после распада СССР, что новый режим в Кремле особенно не заботится о сохранении СНГ. «СНГ не предназначен для действия, — сказал он в интервью прессе. — СНГ - это механизм ликвидации Советского Союза». Другими словами, программа тогдашних компрадоров и экс-сталинистских «демократов» концентрировалась на стремлении любой ценой разрушить национализированное хозяйство и расчленить СССР. Ничего жизнеспособного они вместо этого предложить не могли, надеясь только на «чудо» рынка.

Как подчеркивал МКЧИ, «Ельцин, Кравчук и их коллеги в других республиканских реставрационных правительствах сегодня хлебосольно приветствовали бы империалистическое вторжение, подобное фашистскому нападению полвека тому назад. Это их единственный выход — полная передача бывшего Советского Союза в руки империализма. A что касается более двадцати миллионов советских рабочих, погибших в защиту завоеваний Октября от фашизма, то, по мнению этих новых капиталистических реставраторов, они были не на той стороне баррикад» (Бюллетень Четвертого Интернационала, № 6, июль 1992, с. 86).

Когда С. Шахрай упоминает Карабах, Южную Осетию, Абхазию, Чечено-Ингушетию как примеры этнических и национальных конфликтов, которые полыхали уже в полную силу до декабря 1991 года, то он лживо искажает реальные исторические факты. А они состоят в том, что именно после 1991 года началась вакханалия наиболее кровавых и унесших сотни тысяч человеческих жизней этнических преступлений в этих регионах. То же самое целиком относится и к Югославии, где последствия распада СССР резко обострили борьбу как между отдельными кликами национальных элит, так и между ведущими империалистическими державами за влияние на Балканах.

Замечание, которое заслуживает действительного внимания, содержится в тех словах Г. Бурбулиса, в которых он упоминает об опасности «гражданской войны». Эта формулировка всегда предполагала обозначение не этнического или национального, а именно социального конфликта. Если даже сам Бурбулис и не вкладывал такой смысл в свои слова, все же само их употребление говорит о существовании вполне определенной классовой подоплеки событий. Именно гражданская война со стороны советского пролетариата по-настоящему страшила бюрократию и компрадоров в 1991 году. Советский рабочий класс двигался в направлении осознания своих классовых интересов и обретения политической независимости. Они никак не требовали слепого и хаотического разрушения СССР, но предполагали прежде всего свержение паразитической касты бюрократии и демократизацию советской общественной жизни «снизу», на основе возрожденной программы единой интернациональной борьбы в союзе с пролетариатом всех стран мира.

Подлинная историческая трагедия состоит в том, что развитие этого классового самосознания отстало от скорости продвижения бюрократией программы капиталистических реформ, в результате чего советский рабочий класс в решающий момент оказался не в состоянии вмешаться в ход событий в качестве независимой социально-политической силы и дать собственный ответ на кризис Советского Союза.

Почему распался Советский Союз?

Нелепо отрицать, что к концу 1980-х годов Советский Союз находился в глубоком кризисе. Вопрос, однако, в том, могли ли эти трудности быть преодолены на основе сохранения уже достигнутого к тому времени советским народом, или же «прыжок в бездну» был абсолютно неотвратим. Здесь необходимо учесть по крайней мере два объективно существовавших фактора.

Во-первых, причины экономического кризиса, в котором оказался СССР, были связаны не с программой Октябрьской революции 1917 года, а с реакционной бюрократической утопией «социализма в отдельной стране». Попытка построить национально-замкнутое, автаркическое хозяйство не избавило советскую экономику от все большей зависимости от мирового рынка. Как писал Л. Троцкий, чем более развито отдельное национальное хозяйство, тем в большей степени оно зависит от мировой экономики в целом. Диспропорции и слабости, которые выросли из ориентации на национальный социализм, сделали советское хозяйство крайне уязвимым перед лицом «интервенции дешевых цен» из-за границы.

С другой стороны, сами тенденции усиления интеграции в мировом капиталистическом хозяйстве, получившие название глобализации, сделали еще менее жизнеспособными любые формы национал-государственных реформ, определивших в том числе и облик развитых стран Запада в послевоенный период. Давление мирового рынка как целого на отдельные национальные экономики в последнюю четверть XX века резко возросло. Первыми должны были разрушиться наиболее слабые и наиболее автаркические экономики. Ими как раз и были хозяйства стран Восточной Европы и СССР.

Однако этот процесс крушения проходил не под контролем рабочего класса и не привел к преодолению кризиса сталинизма в интересах трудящихся масс. «Цепь империализма» порвалась в своем «слабом звене», но это привело лишь к созданию новых, более жестоких форм подавления и эксплуатации.

МКЧИ писал в своем первом документе, анализировавшем характер горбачевской «перестройки», в начале 1987 года: «Развитие социализма в Советском Союзе, разрешение экономических проблем этого развития тесно связаны с распространением пролетарской революции во всем мире. Технологические недостатки и продолжающиеся противоречия между промышленностью и сельским хозяйством могут быть разрешены только через доступ к мировому рынку. Есть только два пути интеграции Советского Союза в мировую экономику: та, которую ведет Горбачев по направлению к капиталистической реставрации, и та, которая связана с мировой социалистической революцией» (Fourth International, vol. 14, # 2, June 1987, p. 38).

Кризис СССР мог быть разрешен в интересах трудящихся масс только в том случае, если бы рабочий класс смог взять контроль над событиями в свою руки. Для этого требовалось прежде всего воспитание его политического авангарда, формирование революционной партии как составной части мировой партии социалистической революции, Четвертого Интернационала. Это обеспечило бы возрождение пролетарского интернационального самосознания, возвращения к идейным основам Октябрьской революции. Отсутствие в необходимой степени этого самосознания и стало главной причиной трагедии, обрекшей Советский Союз на распад.

Решающая роль сознания

Если принять во внимание тот поразительный контраст, который существует между достижениями, имевшимися в СССР, и тем состоянием всестороннего социального распада, которое возникло после его крушения, то может показаться необъяснимым, как миллионы простых людей могли это допустить? Почему советские рабочие были так слепы, почему они не увидели, что нужно защищать эти, в борьбе достигнутые завоевания? Как могла жалкая кучка мелких гангстеров, действовавших в интересах подонков советского общества, осуществить юридическую ликвидацию Советского Союза?

Только историческое объяснение может дать ответ на этот вопрос. Еще в 1930-е годы сталинистский режим утвердился у власти путем физического уничтожения нескольких поколений революционных кадров: политических лидеров, подготовлявших и осуществлявших революцию, социалистически настроенной интеллигенции и молодежи. Именно в этом состоял подлинный смысл Большого террора.

Последствия этой страшной бойни были огромны и губительны для перспективы социализма. По словам историка Вадима Роговина, «сталинский террор настолько масштабно выжег все альтернативные коммунистические силы, что в советском обществе оказался утраченным сам тип большевистского сознания» (В. Роговин, Власть и оппозиции , М., 1993, с. 264). Был попросту физически уничтожен огромный слой интеллигенции и лучшие слои рабочего класса.

Вот как формулировал суть этой трагедии известный социалист и писатель Виктор Серж устами героя своего романа Дело Тулаева. Коммунист-доброволец Интернациональных бригад в Испании Стефан, обращаясь к своей подруге, говорит ей: «Послушай, Анни! Во всем мире пятьдесят человек, не больше, понимают теорию Эйнштейна. Если бы их всех расстреляли в одну и ту же ночь, все было бы кончено, на век, на два, может быть, на три, — откуда нам знать? Известное представление о мире исчезло бы... целиком. Подумай только: в течение десяти лет большевизм поднимал миллионы людей в Европе и в Азии выше их обычного уровня. А теперь, когда расстреляли русских [старых большевиков], никто уже не увидит изнутри, что это было, чем жили эти люди, что составляло их силу, их величие, они станут непостижимыми; и после их исчезновения массы опустятся, окажутся ниже их...» (Серж В., Дело Тулаева, Челябинск, 1991, с. 273).

Большим террором прервалась связь революционных поколений, преемственность социалистической традиции. Спустя несколько десятилетий, лишенный своих исторических корней, утративший чувство исторической перспективы советский рабочий класс не смог сопротивляться политической кампании бюрократии, поддержанной империалистическими кругами Запада, которая должна была обрушить Советский Союз для того, чтобы обеспечить трансформацию привилегированного меньшинства в новый правящий класс.

Нельзя понять атмосферу конца 1980-х годов в СССР, не учитывая также еще рад обстоятельств. В продолжение нескольких десятилетий господства сталинистского режима у советского рабочего класса развилось чувство глубокой отчужденности от государственной собственности. Собственность принадлежала государству, но, как отмечал Троцкий, государство «принадлежало» бюрократии. Существование фундаментальной разницы между государственной и частнокапиталистической собственностью — как бы ни была она важна в теоретическом смысле — на практике становилось все менее и менее заметной. И хотя справедливо говорить, что капиталистическая эксплуатация не существовала в СССР в научном смысле этого слова, это все же не отменяло того факта, что ежедневные условия труда на заводах, фабриках, шахтах и в государственных учреждениях оказывались такими же жалкими, как в любой передовой капиталистической стране, даже зачастую гораздо хуже.

Немаловажную роль играло и то, что сталинизм непрестанно оказывал на социалистическое движение деморализующее влияние. Если сталинизм с самого начала провозгласил своей целью построение социализма в одной стране, то это не означало, что он полностью отрицал значение международного рабочего движения. Исходя из самых прагматичных и циничных побуждений, Кремль долгое время пытался представлять Советский Союз в качестве центральной оси международного движения против капитализма. Хотя бюрократия раз за разом предательски проваливала борьбу интернационального пролетариата, тысячи наиболее политически-сознательных рабочих внутри СССР все же продолжали надеяться, что еще увидят победу мирового социализма. Эти интернационалистические убеждения, сохранявшиеся в течение долгих десятилетий, оказывали огромный эффект на состояние духа миллионов советских рабочих.

Но к середине 1980-х годов от этих претензий бюрократии не осталось и следа. Она полностью отказалась от какой-либо формы сопротивления империализму. Заняв полностью пораженческие позиции по отношению к социально-экономическим основам Советского Союза и начав сознательный курс на их подрыв, бюрократия нанесла дополнительный удар по остаткам веры рабочих в возможность достижения социализма.

Только этот упадок социалистического сознания может объяснить то, почему удалось принудить общество фактически к акту коллективного самоубийства. Все слои советского общества в конце 80-х годов оказались полностью неподготовленными к тому, с какими проблемами им придется столкнуться в ближайшем будущем. Итогом явился экономический упадок 90-х годов, который в известном смысле стал лишь побочным продуктом интеллектуального упадка предшествующего периода.

В лице постсоветской России мы имеем трагический пример того, что происходит с обществом, которое утрачивает понимание и осознание своей истории. Сегодня, с высоты трагического опыта последних десяти лет, следует признать, что советское общество, к сожалению, так никогда и не сумело преодолеть тот удар, которое оно получило в 1937 году.