World Socialist Web Site

НА МСВС

Эти и другие сообщения и аналитические обзоры доступны
на английском языке по адресу www.wsws.org

Новости и комментарии
Социальные вопросы
История
Культура
Наука и техника
Философия
Рабочая борьба
Переписка
Трибуна читателя
Четвертый Интернационал
Архив
Что такое МСВС?
Что такое МКЧИ?

Книги

Другие языки
Английский

Немецкий
Французский
Итальянский
Испанский
Индонезийский
Польский
Чешский
Португальский
Сербохорватский
Тамильский
Турецкий
Сингальский

  МСВС : МСВС/Р : Троцкизм

Версия для распечатки

Лев Троцкий и постсоветская школа исторических фальсификаций: Рецензия на две недавние биографии Льва Троцкого

Часть 4: Актуальность Троцкого | Часть 1 | Часть 2 | Часть 3

Дэвид Норт
31 июля 2007 г.

Ниже публикуется заключительная часть четырехчастной рецензии, посвященной двум биографиям Троцкого, написанным профессорами Джеффри Суэйном и Ианом Тэтчером.

Тэтчер о невозможности революции

В своей биографии Тэтчер неоднократно выдвигает два взаимосвязанных аргумента: 1) нет причин думать, что российская или европейская история пошла бы другим путем, если бы Троцкий победил Сталина; и 2) критика Троцкого по адресу Сталина была, по большей части, несправедливой. Касаясь экономической политики, Тэтчер заявляет: "Конечно, если бы каким-то чудом Троцкий захватил власть в свои руки, то существует много причин сомневаться, что его программа стала бы такой успешной, как он обещал. Сомнительно, например, чтобы советская экономика под управлением Троцкого обеспечивала бы развитие и повышение жизненного уровня" [1].

Да, "можно сомневаться" во всем. Но вопрос не в том, можно ли безошибочно определить успех программы Левой оппозиции. Такая уверенность невозможна, да вопрос и не в этом. Действительный вопрос таков: демонстрировала ли Левая оппозиция существенно более глубокое понимание проблем советского хозяйства, чем сталинистское руководство, и показывала ли Левая оппозиция намного большую степень предусмотрительности по сравнению с бюрократией в предвидении проблем и формулировании целительных средств до того, как грянет кризис? На эти два критических вопроса мы можем ответить: да. Исходя из этого, мы можем тогда спросить: справедливо ли думать, что советское хозяйство — путем более своевременного реагирования на назревающие опасности и предотвращения наиболее губительных последствий — могло бы достигнуть больших успехов и с гораздо меньшими людскими жертвами. И на этот раз наш ответ положительный. Но Тэтчер нигде не ставит вопрос в такой форме. Он нигде не говорит о детальной программе, предложенной Левой оппозицией в 1927 году. Вместо этого он излагает нам некую разновидность фатализма, которая в итоге оборачивается исторической апологией Сталина и сталинизма. Точно так же Тэтчер подходит к каждому важному вопросу международной революционной политики.

В вопросе о катастрофическом провале Китайской революции в 1927 году, когда Сталин подчинил китайскую Компартию (КПК) буржуазному Гоминдану Чан Кайши, что сыграло значительную роль в ее разгроме, Тэтчер утверждает: "Даже если бы КПК оставила Гоминдан в 1926 году, нет причин полагать, что она была бы успешна в 1927 году" [2]. На чем основывает Тэтчер свой вывод? Где его исследования о событиях в Китае 1925-27 годов? Существует масса политической и исторической литературы, значительная часть которой была выпущена китайскими революционерами, которая анализирует катастрофические последствия политики Сталина в период 1925-27 годов.

Нет никаких свидетельств о каком-либо знакомстве Тэтчера с этой литературой. Историческим фактом является то, что избиению шанхайских рабочих в апреле 1927 года, санкционированному Чан Кайши, способствовала пассивность КПК в принятии мер по своей защите, необходимых для того, чтобы не допустить нападение националистов или, по меньшей мере, отразить его. Пассивность КПК была навязана Сталиным, который упорно приказывал китайским коммунистам не конфликтовать с Чан Кайши и буржуазным Гоминданом. Почти целый год Троцкий и Левая оппозиция предупреждали о смертельной опасности такой политики. Утверждать, что если бы даже их предупреждения привели к своевременному изменению линии, то это все равно ничего бы не изменило, означает возвышать безнадежность до статуса неизменного исторического условия — по крайней мере когда идет речь о социалистической революции.

В отношении Германии Тэтчер аргументирует примерно таким же образом. Он пишет: "Привлекателен рассказ Троцкого об ошибках германской Компартии и о возможности того, что если бы германские коммунисты пошли другой дорогой, то победа Гитлера была бы предотвращена". "Неудивительно, что исследования историков поддерживают эту аргументацию. В конце концов, кто не желал бы, чтобы НСДАП (нацисты) не пришла к власти? Но все же нельзя быть уверенным в том, что история пошла бы другим путем, имей Троцкий больше влияния на события... Троцкий преувеличивал силу рабочих и преуменьшал влияние фашизма. Возможно, Гитлер пришел бы к власти, даже несмотря на коалицию коммунистов и социал-демократов... Изменение политики ГКП, которого требовал Троцкий, могло оказаться недостаточным, чтобы не допустить к власти фашистов" [3].

Решающая роль, которую в победе Гитлера сыграла катастрофическая политика двух главных рабочих партий, социал-демократов и коммунистов, не оспаривается на сегодняшний день серьезными историками. Существует, конечно, множество вопросов, почему эти партии следовали столь разрушительной и самоубийственной политике. Но несомненный факт — в той мере, в какой любое историческое событие может вообще быть несомненным, — состоит в том, что эти две рабочие партии, несмотря на миллионы своих членов, проводили политику, которая в конечном итоге привела их к полной политической прострации. Заявлять, что действие или бездействие двух массовых партий в любом случае не имело бы последствий на результат политической борьбы в Германии, что Гитлер победил бы несмотря ни на что, означает, что все важнейшие политические и исторические вопросы рабочего движения и социалистической политики не имеют никакого отношения к жизни. Именно к такому выводу ведут аргументы Тэтчера [4].

Неоднократно повторяя утверждение о том, что принятие коммунистическим движением мер, предлагавшихся Троцкий, ничего бы не изменило, Тэтчер при этом снова и снова защищает Сталина от критики Троцкого. Тэтчер столь враждебен по отношению к Троцкому и так сильно симпатизирует Сталину, что мы не можем не думать, что его работа мотивирована невысказанным политическим убеждением. Давным-давно, в своей заслуженно уважаемой книге Что такое история? Э.Х. Карр советовал читателю внимательно прислушиваться к жужжанию пчел в шапке в руках историка. Пчелы в шапке хорошего историка звучат приятно и слаженно, их звук хорошо гармонирует с фактическим материалом, изложенным в книге. Но пчелы в шапке мистера Тэтчера звучат чрезмерно громко, нестройно и тенденциозно, больше напоминая сталинистских ос, чем пчел. Меня интересуют не политические убеждения Тэтчера — он имеет полное право на любое воззрение, — а его работа с историческими фактами. Пчелы (или даже осы) становятся серьезной проблемой лишь тогда, когда их жужжание заглушает поступь истории.

Тэтчер защищает Сталина

Защищая Сталина от критики Троцкого, Тэтчер заявляет, что тезис последнего "о сталинском предательстве мировой революции является в равной мере односторонним и неубедительным. Он игнорирует, например, положительные аспекты тактики Народного фронта, которые привели к расширению поддержки и влияния компартий" [5]. В этом месте, подходя к концу своей биографии, профессор Тэтчер переходит все границы между исторической работой и фракционной полемикой. Фактически отброшена претензия на написание биографии, и читателю подается то, что в прошлом называлось сталинистами "генеральной линией". Расхваливая сталинистские "успехи" эпохи Народных фронтов, Тэтчер игнорирует проделанный Троцким анализ решений VII Конгресса Коминтерна 1935 года, на котором — после катастрофы сталинистского ультралевого "третьего периода" — был провозглашен переход к союзу с буржуазными партиями. Тэтчер проходит мимо оценки, высказанной Троцким по поводу того, что проведение VII Конгресса и принятие программы Народных фронтов означало отказ от всякой связи между Коминтерном и перспективой социалистической революции. Троцкий пояснял, что такое развитие событий коренилось во внешнеполитических интересах сталинистского режима в СССР. Стоит добавить, что Э.Х. Карр в книге Сумерки Коминтерна подтвердил эту оценку [6].

Тэтчер продолжает: "Также не было каких-либо фактов, подкрепляющих утверждение Троцкого, согласно которому тактика Коминтерна зависела от требований советской дипломатии" [7]. В этом случае Тэтчер оспаривает не только Троцкого, но и подавляющее число исторических свидетельств. Автор, который позволяет себе подобное утверждение, теряет право называться историком. Как может Тэтчер объяснить мгновенное изменение курса коммунистических партий всего мира сразу после заключения Пакта о ненападении между Сталиным и Гитлером? А что сказать по поводу физической ликвидации огромного числа ведущих кадров национальных компартий во время сталинского Большого террора в 1937-38 годов? Фактически все руководство польской Компартии было уничтожено, потому что Сталин подозревал его в слабом отпоре влиянию Троцкого. Большая часть старого руководства германской Компартии, те, кто бежал от Гитлера в СССР, были расстреляны в Москве во время террора. Генеральный секретарь КПГ Эрнст Тельман, арестованный нацистами, был оставлен в их руках Сталиным, который отказался от возможности освободить его после подписания Пакта с Гитлером. Тельман погиб в концлагере. Руководство КПГ, вернувшееся обратно в Восточную Германию из советской ссылки, состояло из одиночек, которых Сталин оставил в живых, — зачастую после сделки, в результате которой они стали доносчиками на своих товарищах по партии. Не свидетельствует ли все это в пользу того вывода, что коммунистические партии оказались подчинены диктату советского режима?

Чтобы понять разрушающее советское влияние на политику Коминтерна, требуется детальное рассмотрение действий ГПУ (переименованного в НКВД), тайной полиции сталинистского режима. Троцкий проанализировал этот вопрос в одной из своих последних статей, "Коминтерн и ГПУ", которая была закончена за две недели до его убийства агентом Сталина [8]. Опираясь на показания Вальтера Кривицкого, сбежавшего от ГПУ, и Бенджамена Гитлова, бывшего члена руководства американской Компартии, Троцкий описывал контроль агентов ГПУ над сталинистскими организациями. Он представил анализ финансовых сделок, показывая, как денежные субсидии использовались для контроля и направления политических действий национальных сталинистских партий. Он продемонстрировал финансовую зависимость этих партий от денег из Москвы. Тэтчер не рассматривает, не анализирует и тем более не отвечает на этот документ — последний важный документ, написанный Троцким накануне его смерти 21 августа 1940 года. Тэтчер просто игнорирует его.

Тэтчер яростно защищает Сталина еще в одном вопросе. Он пишет: "Наконец, Троцкий явно недооценил способность СССР противостоять военным действиям со стороны Германии, которые, наконец, были развязаны в июне 1941 года. Сталин показал себя способным военачальником, твердо встав у руля в момент сумятицы, сопровождавшей начало немецкого нападения" [9]. Здесь поставлены два вопроса: во-первых, оценка Троцким обороноспособности Советского Союза на случай войны; во-вторых, роль Сталина как военачальника. В отношении первого вопроса Тэтчер снова извратил позицию Троцкого. Он не цитирует самое главное заявление Троцкого о способности Советского Союза защищаться в случае войны. Статья Троцкого "Красная Армия", которую он написал в марте 1934 года, приходила к совершенно противоположному выводу, чем тот, который приписывает ему Тэтчер: "Кто умеет и хочет читать в книге истории, тот поймет заранее, что, если русскую революцию, длящуюся с приливами и отливами уже почти тридцать лет (с 1905 года!), заставят направить свой поток в русло войны, она развернет грозную и сокрушительную силу" [10]. Это заявление вряд ли можно квалифицировать как недооценку СССР.

Что же касается конкретной хвалы Тэтчера по адресу Сталина за его роль военачальника, то странно, почему он ссылается на его действия в период "начала немецкого нападения". Тэтчер наверняка знает о массе вопросов, связанных с тем, как Сталин отреагировал на немецкое нападение 22 июня 1941 года. Множество книг, включая мемуары ведущих советских деятелей, описывают эмоциональный коллапс Сталина, пережитый им, когда он осознал факт нападения, вскрывшего полное банкротство его дипломатической игры с Гитлером и подвергшего СССР угрозе тотального уничтожения. Тэтчер осведомлен об этом, и поэтому он делает сноску, в которой говорится: "Несколько учебников заявляют, что когда Германия напала на СССР, Сталин был в панике и была возможность свергнуть его... Эти утверждения были убедительно опровергнуты С.Дж. Майном (S.J. Main) в книге Сталин в 1941 году " [11].

Утверждение, будто споры о действиях Сталина сразу после немецкого вторжения были "убедительно опровергнуты" двухстраничной статьей профессора Майна — которая сама является лишь комментарием к более пространной статье другого историка, — это пародия на научный подход и пример политической апологетики [12]. Более того, вопрос о том, что сделал или не сделал Сталин в последнюю неделю июня 1941 года, сразу после вторжения фашистов, занимает второстепенное место в общей оценке его ответственности за катастрофу, постигшую Советский Союз. Ужасные людские потери советского народа стали прямым следствием политики и действий Сталина. Речь идет об убийстве ведущих маршалов и генералов (таких как Тухачевский, Якир, Гамарник, Блюхер, Егоров и Примаков); уничтожении 75% офицерского состава Красной армии в 1937-38 годах; убийстве выдающихся представителей социалистической интеллигенции и рабочего класса; систематической дезорганизации советской системы обороны (чтобы не спровоцировать Гитлера); нежелании реагировать на разведданные о приближающемся немецком нападении и так далее. Все эти факты были подробно описаны в тысячах книг и научных статей. Но Тэтчер игнорирует этот массив данных и утверждает, что двухстраничная заметка в одном журнале закрывает вопрос о роли Сталина во Второй мировой войне [13].

Ссылки Тэтчера на "Бронштейнов"

Под накопляющимся весом фальсификаций о жизни Троцкого и грубых оправданий Сталина все более сомнительными кажутся намерения самого автора, и не только в интеллектуальном, но и в моральном смысле. В этой связи следует отметить неоднократные упоминания Тэтчера о Троцком и его жене Наталье Седовой как о "Бронштейнах". Я насчитал девять случаев, где Тэтчер таким образом именует эту супружескую пару — обычно тогда, когда он описывает их квартиры или передвижения из одного места ссылки в другое. Тэтчер пишет, что "Бронштейны жили в Вене по большей части в кредит" (стр. 52); "наконец, Бронштейны получили разрешение переехать в Барселону" (стр. 77); "Бронштейнов переправили через границу" (стр. 164); Принкипо "дало прибежище большинству Бронштейнов" (стр. 165); "во Франции, например, Бронштейны жили по меньшей мере по дюжине адресов, нанимая квартиры на различные сроки" (стр. 188); "переезд в Северную Америку, куда Бронштейны приехали в середине января 1937 года" (стр. 189) и так далее. Почему Тэтчер так упорно называет Троцкого и Седову "Бронштейнами"? Во-первых, для этого нет фактических оснований. Эти два человека не использовали этой фамилии. Жена Троцкого, Наталья, была известна лишь под своей девичьей фамилией Седова. Двое детей Льва Давидовича и Натальи Ивановны — Лев и Сергей — использовали фамилию Седов. Троцкий, который никогда после 1902 года не назывался Бронштейном, для всех необходимых формальностей (паспорт, визы и т.д.) использовал фамилию Седов.

Вопреки первому взгляду неосведомленных людей, это далеко не мелочь. Как и все другие аспекты его жизни, само имя Троцкого, равно как и фамилии членов его семьи, приобретало политическое значение. В январе 1937 года Троцкий отметил тот факт, что советская пресса, в репортаже об аресте его младшего сына по обвинению в саботаже, назвала его Сергеем Бронштейном.

Троцкий писал: "С 1902 года я нес неизменно фамилию Троцкого. Ввиду моей нелегальности дети были при царизме записаны по фамилии матери — Седовы. Чтобы не заставлять их менять фамилию, к которой они привыкли, я, при советской власти принял для "гражданских целей" фамилию Седова (по советским законам муж может, как известно, принимать фамилию жены). Советские паспорта, по которым я, моя жена и наш старший сын были высланы заграницу, выписаны на фамилию Седовых. Сыновья мои никогда, таким образом, не назывались Бронштейнами. Зачем же понадобилось сейчас извлечь эту фамилию? Совершенно ясно: ввиду ее еврейского звука. К этому надо прибавить, что сын обвиняется ни более и ни менее как в покушении на истребление рабочих. Так ли уже это далеко от обвинения евреев в употреблении христианской крови?" [14]

Невозможно поверить, что Тэтчер незнаком с этим или каким-либо иным случаем, когда Троцкий осуждал использование своей еврейской фамилии и оценивал это как антисемитскую уловку. Тэтчер, зная, что фактически это неверно, он пишет о Бронштейнах, вместо Троцких или Седовых? Зачем это делается и почему? На Тэтчера ложится моральная обязанность опровергнуть законные подозрения, что за его "опиской" стоят низменные уловки. Я не утверждаю, что Тэтчер является антисемитом. Но без сомнения, что он, по неким причинам, неоднократно обращает внимание своих читателей на еврейское происхождение Троцкого [15]. Он должен объяснить свои мотивы.

Фальсификация Тэтчером работы комиссии Дьюи

Тэтчер уделяет примерно две страницы Московским процессам и борьбе Троцкого по опровержению обвинений Сталина. Он описывает создание комиссии Дьюи и слушания комиссии в апреле 1937 года в Мексике, "где жили Бронштейны" [16]. После краткого обзора слушаний и показаний Льва Троцкого Тэтчер пишет о выводах комиссии: "Московские процессы были объявлены ненадежным путеводителем к истине, обвинения против Троцкого были признаны недоказанными"(выделено Д.Н.) [17].

Это ничто иное, как фальсификация выводов комиссии Дьюи. 21 сентября 1937 года комиссия объявила о своих выводах, сформулировав их в 23 пунктах. Первый 21 пункт содержал опровержение конкретных обвинений против Троцкого, которые играли ключевую роль в утверждениях советских прокуроров. Решающие, подводящие итог выводы были обозначены номером 22 и 23. Они гласили: "22. Мы поэтому находим, что Московские процессы являются судебным подлогом. 23. Мы поэтому находим Троцкого и его сына Седова невиновными" [18].

Обратите внимание на различие между выражением, использованным комиссией Дьюи, и тем, которое избрал Тэтчер. Существует глубокое различие между оценкой процесса как "подлога" ("frame-up" — слово, употребленное комиссией Дьюи) и "ненадежного путеводителя к истине" (фраза, употребленная Тэтчером). Подлог — это псевдо-легальная процедура, в которой показания изобретены и выдуманы, чтобы привести к заранее заданному решению "виновен". Это не просто "ненадежный путеводитель к истине". Цель подлога — подавление истины, здесь используется ложь для того, чтобы добиться, под псевдо-легальным прикрытием, тюремного заключения или казни ложно обвиненного подсудимого. Тэтчер мог бы просто процитировать пункт 22 из выводов Комиссии Дьюи. Вместо этого он использовал четыре слова "ненадежный путеводитель к истине", чтобы сказать что-то совершенно иное по сравнению со всего лишь одним словом "подлог", использованным комиссией [19].

Есть еще одно принципиальное юридическое различие между вердиктом "не виновен", к которому пришла комиссия Дьюи, и вердиктом "не доказано", который использует Тэтчер. Вердикт "не виновен" никак не ущемляет презумпцию невиновности подсудимого. Вердикт "не доказано" — нечто совершенно иное. Здесь содержится намек, что хотя не было представлено достаточно свидетельств для вынесения решения "виновен", присяжные заседатели не обрели степени убежденности в вопросе о невинности обвиняемого. Тэтчер, который долгое время жил и преподавал в Глазго, хорошо понимает разницу между "невиновен" и "не доказано". Одной из особенностей шотландской системы юриспруденции является право присяжных заседателей выносить решение "не доказано". В течение нескольких столетий это служило предметом острых дебатов именно потому, что так называемый "третий вердикт" продолжает отбрасывать на обвиняемого тень моральной нечистоты [20]. Было бы в высшей степени наивно полагать, что замена Тэтчером слов "не виновен" словами "не доказано" является невинной ошибкой. Без сомнения, он виновен в намеренной фальсификации решения комиссии Дьюи.

Читатель может спросить, а в чем состоит цель фальсификации? И почему следует придавать этому такое большое значение? Пусть читатель возьмет в расчет методы Тэтчера и Суэйна, которые мы уже рассмотрели. Поскольку они цитируют друг друга, и их работы будут цитироваться другими, вирус фальсификации будет легко распространяться в благодушной научной среде и через нее вносится в общественное мнение. В данном конкретном случае мощная первичная сила вердикта комиссии Дьюи разбавлена и фальсифицирована. А поскольку осуждение Московских процессов как подлога и недвусмысленное оправдание Троцкого и Седова выветриваются из исторической памяти, формулировка Тэтчера — примененная снова и снова другими неосторожными историками — будет вести к эрозии ранее установленных фактов и объективной истины.

Итоговые замечания Тэтчера об исторической роли Троцкого

После более чем двухсот страниц искажений, полуправды и открытых фальсификаций мы добираемся, наконец, до последней оценки Троцкого. Тэтчер пишет: "Троцкий не был великим политическим деятелем или провидцем. Он провел большую часть своей жизни в оппозиции, будучи сторонником мнений, всегда оказывавшихся в меньшинстве" [21]. Читатели вправе ответить: "Ну, профессор Тэтчер, это лишь ваше личное мнение". И в самом деле, это мнение не поддержано заслуживающей доверия научной работой, и читателю нет причин брать его всерьез. В этой связи на ум приходит предупреждение Гегеля: "Есть ли что-либо более ненужное, чем набор беспочвенных мнений, и что-либо наименее важное?" [22] Что же касается повода для этого мнения — что Троцкий провел большую часть своей жизни в оппозиции, — то это больше говорит нам о мнениях и характере Тэтчера, чем о революционном вожде, которому он пытается дать оценку.

Тэтчер говорит далее: "Есть ли в работах Троцкого что-нибудь, что заслуживает интереса к ним с нашей стороны, или его работы актуальны лишь по отношению к его собственному времени и опыту? Ответ на этот вопрос зависит отчасти от того, как читатель оценивает марксизм и заслуги Троцкого как марксиста".

"В ответ на второй вопрос, сомнительно, что Троцкий внес какой-то прочный вклад в развитие марксистской мысли. Возможно, он даже не знал о некоторых основных работах Маркса. В Преданной революции, например, Троцкий несколько раз заявлял, что Маркс ничего не говорил о России, что основоположник [марксизма] ожидал начала социалистической революции в передовых капиталистических странах. Это суждение игнорирует интерес Маркса к вопросу о том, сможет ли "отсталая" Россия обойти стадию капитализма и начать непосредственный переход к социализму на основе крестьянской общины".

"Ответ Маркса, безусловно важный для теории перманентной революции Троцкого, был дан в нескольких его работах, включая "Предисловие" к русскому изданию 1881 года к Коммунистическому манифесту. В этом предисловии Маркс отвечал утвердительно. Российская революция может развиваться по пути прямого перехода к социализму, но лишь в том случае, если она воспламенит социалистические революции на передовом Западе. Будь Троцкий знаком с этим местом и другими трудами, где Маркс пишет о проблеме построения социализма в России, он бы, конечно, заявил о непосредственной связи между теорией перманентной революции и Марксом и меньше настаивал бы на оригинальности своей концепции относительно революционного процесса в России. Если мы допустим, что Троцкий не знал об интересе Маркса к России, то это приводит к выводу, что марксизм Троцкого был результатом российской среды" (курсив Д.Н.) [23].

В этих словах автора выражается равным образом его невежество и наглость. Статьи такого рода могли появляться в десятках советских журналов до краха СССР. Утверждение, согласно которому Троцкий "заявил, что Маркс ничего не говорил о России" является грубым искажением слов Троцкого. Последний детально объяснял, почему невозможно вывести анализ советского общества из механического применения исторических концепций Маркса [24]. В этом подходе Троцкий демонстрировал не свое незнакомство с работами Маркса, а свой творческий подход к марксизму. Кроме того, ключевые аргументы Преданной революции построены на рассуждениях Маркса. В качестве примера может послужить использование Троцким понятие "обобщенной нужды", к которому Маркс прибегал в Немецкой идеологии для того, чтобы объяснить корни и общественную функцию бюрократии в СССР как "жандарма", то есть полицейского, защищающего социальное неравенство.

Легко опровергнуть утверждение Тэтчера о том, будто Троцкий был незнаком с работами Маркса 1881 года о перспективе социализма в России, не говоря уже о том, что Троцкий якобы не признавал связи между его собственной теорией перманентной революции и работами Маркса. Тэтчер, по-видимому, не читал статью "Марксизм и связь между пролетарской и крестьянской революцией", написанную в декабре 1928 года. Троцкий рассматривал там именно переписку 1881 года между Марксом и старой российской революционеркой Верой Засулич, в рамках которой Маркс проработал теоретические вопросы, которые были вкратце подытожены в январе 1882 (не 1881 года, как у Тэтчера) в предисловии к русскому изданию Коммунистического манифеста. Что же касается его интеллектуального заимствования у Маркса, то Троцкий написал в своей статье, что "идея перманентной революции была одной из важнейших идей Маркса и Энгельса" [25]. Итак, в своем заключении Тэтчер пишет, что Троцкий был незнаком с важными работами Маркса о России, но оказывается, что эта фантастическая гипотеза является результатом неспособности самого Тэтчера проделать предварительную работу на эту тему! [26]

Саркастически задав вопрос об актуальности Троцкого, Тэтчер должен нам объяснить, зачем он написал книгу в 240 страниц; чтобы объявить о ее неактуальности? Почему он издавал, вместе со своим бывшим коллегой из Университета Глазго Джеймсом Д. Уайтом (James D. White), недолго просуществовавший Журнал по изучению Троцкого (Journal of Trotsky Studies) , публикация которого представляла собой первый проект Тэтчера, направленный против Троцкого? Почему Суэйн написал свою биографию в 236 страниц?

Стоит заметить, что Тэтчер не ставит под сомнение актуальность Сталина. В рецензии на несколько исследований о Сталине, появившихся в связи с пятидесятилетием смерти диктатора, Тэтчер, обнажая пчел в своей шапке, признался в некоторой ностальгии по "незлобной форме сталинизма", добавив при этом: "Сталин продолжает увлекать и вызывать моменты моральной неопределенности" [27]. Уму непостижимо, какую моральную неопределенности вызывают действия кровожадного тирана, который уничтожил целое поколение социалистов, предал принципы Октябрьской революции и привел в движение процесс, который окончился уничтожением Советского Союза?

Выводы

Проработать книги мистера Суэйна и мистера Тэтчера оказалось весьма неприятным трудом. Несмотря на объем данной статьи, я ни в коем случае не ответил на все искажения и подлоги в их работе. Развернутое опровержение потребовало бы целой книги. Но я полагаю, что эта рецензия устанавливает тот факт, что обе биографии не обладают ни малейшей научной ценностью. И все же стоит вопрос: почему были написаны эти книги? В чем их цель? Ответ, по-моему, лежит в сфере политики. Хотя Тэтчер цинично сомневается в конце своей книги в актуальности своего объекта, вряд ли он полагает, что Троцкий был такой уж мелкой личностью в истории. Наоборот, навязчивый интерес Тэтчера к Троцкому наводит на мысль, что тайком Тэтчер придерживается противоположного мнения. Это больше похоже на правду, поскольку значение Троцкого как исторической фигуры неразрывно связано с перипетиями международной классовой борьбы. Чтобы определить актуальность Троцкого, надо ответить на несколько других вопросов: какова актуальность социализма? Какова актуальность марксизма? Какова актуальность классовой борьбы в современном обществе? Достиг ли капитализм нового и неизменного уровня стабильности? Не пережила ли себя исторически сама концепция "кризиса капитализма"? Нужно ответить на все эти вопросы, когда оцениваешь место Троцкого в истории и значение его идей в современном мире.

В свете объективного развития актуальных событий идеи Льва Троцкого не кажутся такими уж далекими. Во-первых, развитие технологии и ее влияние на процессы производства и обмена создали глобальное хозяйство, которое оказывает огромное давление на старые структуры национальных государств. Кроме того, резкое падение мирового экономического веса Соединенных Штатов значительно ограничивает вероятность нового мирового порядка, который смог бы урегулировать отношения между государствами и поддержать глобальное равновесие. Мировая капиталистическая система идет к системному краху, схожему по масштабам с периодом 1914-45 годов.

Хрупкость сегодняшнего глобального экономического и геополитического порядка усиливается внутренней классовой и общественной напряженностью. В течение последней четверти века мы наблюдаем распад старых массовых партий и организаций рабочего класса. Трудно найти где-либо в мире политическую партию, которая сохранила бы значительную степень доверия масс. Старые коммунистические, социал-демократические и лейбористские партии либо совсем развалились — как это произошло с большинством сталинистских организаций — либо находятся в прозябании, опираясь как организации только на целиком коррумпированный аппарат. Называть эти организации "рабочими" — значит полностью искажать исторический смысл этого слова. Все они являются правыми буржуазными партиями, не менее связанными с защитой капитализма и империалистических интересов глобальных корпораций, чем традиционные буржуазные партии.

Но этот коллапс всех форм сталинистских и социал-демократических реформистских рабочих организаций происходит на фоне растущего социального неравенства и усиливающихся классовых антагонизмов. Старые организации попросту не обладают политическими средствами и доверием, чтобы быть в состоянии организовать социальное недовольство и направить его по каналам, не угрожающим стабильности капиталистической системы. В какой-то момент интенсификация классовых конфликтов найдет интеллектуальное и политическое выражение. Начнется поиск альтернатив нынешнему положению вещей. Это создаст интеллектуальную и общественную среду для возрождения интереса к истории социалистического движения и революционных схваток прошлого. Развитие такого климата неизбежно приведет к появлению нового интереса в отношении жизни и дела Льва Троцкого. Именно так происходило в период предыдущей большой волны радикализации рабочих и студентов. Более вдумчивые слои буржуазии признают эту опасность и боятся ее. Стоит обратить внимание на тонкое замечание Роберта Дж. Александера (Robert J. Alexander) в его энциклопедическом обозрении Международный троцкизм (International Trotskyism), опубликованном в издательстве Университета Дьюка в 1991 году:

"Хотя международный троцкизм, в отличие от наследников сталинизма, не получил поддержки правящего режима, упорство движения во многих разных странах, помноженное на неустойчивость политической жизни в большинстве стран мира означает, что нельзя исключить вовсе возможность того, что к власти в обозримом будущем придет троцкистская партия" [28].

Как мы знаем, нынешняя эпоха является эпохой "превентивных войн", и две рассмотренные нами книги представляют собой своего рода предупреждающий удар против возрождения троцкистского влияния. Именно поэтому заслуженные академические издательства, вроде "Раутледж" и "Лонгман", заказывают биографии, написанные Суэйном и Тэтчером.

Политический кризис сопровождается глубоким интеллектуальным кризисом. Как иначе объяснить довольно благожелательные отзывы на эти две жалкие книги? По-моему, такая реакция "критиков" связана с преобладанием в течение последней четверти столетия глубоко реакционных методов мышления, связанных с постмодернизмом, который отрицает само понятие объективной истины. В своей рецензии я несколько раз ссылался на Э.Х. Карра и сделаю это еще раз. Почти полвека тому назад он предупреждал против введения в исследование истории ницшеанского принципа, изложенного в книге По ту сторону добра и зла : "Ложность мнения не служит для нас поводом для его осуждения..." [29] Современное отрицание объективной истины, — связанное с утверждением, что единственно важным вопросом является внутренняя связность рассказа, который нужно судить согласно его собственной логике — подрывает всякое серьезное изучение и рациональное мышление вообще. Оно порождает атмосферу, в которой "все позволено", когда пышно расцветает фальсификация, а ложные заявления об истории остаются неоспоренными.

Но к чему это ведет? Я начал эту статью обзором Московских процессов и сталинского террора. Я объяснил, что исторический процесс, начавшись с фальсификации, закончился массовыми убийствами. Этот процесс повторяется и в нашу эпоху. Тому, кто хочет задуматься о последствиях и результатах исторической лжи, стоит рассмотреть ложь, которая была использована, чтобы подготовить общественное мнение для начала войны в Ираке. "Оружие массового уничтожения" было ложью, которая уже привела к смерти сотен тысяч людей.

Новое поколение стоит перед огромными и жизненно важными вопросами. Вокруг себя оно везде видит кризис и разложение. Если мы не найдем ответа на кризис мировой капиталистической системы, то под вопросом встанет само будущее планеты. Изучение истории должно сыграть центральную роль в изучении проблем человечества XXI века. Но как можно изучать историю, если ее описание полно подлогов и лжи? Трудящиеся и молодежь мира нуждаются в правде, а борьба за защиту и изучение истины является движущей силой мирового прогресса.

Примечания:

1. Thatcher, p. 151.

2. Thatcher, p. 156.

3. Thatcher, pp. 179-81.

4. Ни один из серьезных современных историков не пытается утверждать, будто победа Гитлера была неизбежной. Наоборот, много историков делали акцент на крайне условном приходе Гитлера к власти. Иан Кершоу (Ian Kershaw), автор авторитетной двухтомной биографии Гитлера пишет: "В приходе Гитлера к власти вовсе не было предопределенности. Если бы Гинденбург разрешил Шляйхеру распустить правительство, как он быстро разрешил это Папену, и закрыть Рейхстаг на период более долгий, чем конституционные шестьдесят дней, то можно было бы избежать назначения Гитлера канцлером. На фоне приближавшегося выхода из экономической депрессии, а также вследствие того, что нацистское движение было сколочено из весьма разнородных элементов и, без взятия власти, стояло бы перед угрозой раскола, — будущее, даже в случае формирования крайне правого министерства, было бы весьма иным. Даже в последнюю минуту, когда члены кабинета министров спорили между собой у дверей президента в 11 часов вечера 30 января и вынуждали его ждать, даже тогда оставалась возможность, что канцлерство Гитлера не состоится. Подъем Гитлера "с самых низов" и его "захват" власти путем "победы воли" — всего лишь продукт мифологии нацизма. На самом деле, политические ошибки среди приближенных к власти элементов сыграли важнейшую роль в назначении Гитлера канцлером, чем все действия нацистского руководства".

5. Thatcher, p. 203.

6. Карр писал, что "Седьмой Конгресс сделал явной долговременную тенденцию, которая была давно заметна наблюдательному глазу и была связана со стремление уравнять цели Коминтерна с политикой СССР. После парадоксального успеха Конгресса сама организация потеряла какую-либо самостоятельную роль. Примечательно, что в последующие годы не было созвано ни одного нового съезда и не было проведено ни одной значимой сессии Исполнительного Комитета Коминтерна. Коминтерн продолжал терять свои функции, в то время прожектор паблисити был направлен на другие объекты. Не было лишено справедливости заключение Троцкого о том, что Седьмой Конгресс "войдет в историю как ликвидационный конгресс" Коминтерна. Седьмой Конгресс открыл дорогу развязке 1943 года (формального роспуска Коммунистического Интернационала)" (Twilight of the Comintern, 1930-35, New York, 1982), p. 427.

7. Thatcher, p. 204

8. Статья "Коминтерн и ГПУ" была опубликована в книге Гангстеры Сталина (Stalin's Gangsters), изданной в 1977 году издательством New Park. Покойный Гэрольд Робинс (1908-1987), который исполнял должность начальника охраны Троцкого в Койоакане в 1939-40 годах, обратил внимание издательства на то, что Троцкий предполагал взять это название для серии статей о действиях ГПУ.

9. Thatcher, p. 206.

10. Writings of Leon Trotsky 1933-34, New York, 1975, p. 259.

11. Thatcher, p. 234.

12. Статья, на которую ссылается Тэтчер, называется "Сталин в июне 1941 г.: Заметка о Синтии Робертс". Она была написана Стивеном Дж. Мэйном и опубликована в журнале Europe-Asia Studies Vol. 48, No. 5 (July 1996), pp. 837-39. Замечание профессора Мэйна было ответом на статью Синтии Робертс "Планирование войны: Красная армия и катастрофа 1941 года" в журнале Europe-Asia Studies, Vol. 47, No. 8 (December 1995), pp. 1293-1326.

13. Заявление, что какой-то весьма спорный исторический вопрос уже разрешен, является любимым риторическим трюком Тэтчера. Он находит статью, подтверждающую его мнение, и заявляет, что она "убедительна". Конечно, многие эксперты далеко не убеждены в этом. Например, в вопросе об ответственности Сталина за катастрофу 1941 года, Дэвид Э. Мэрфи пишет: "Нельзя ни умалить, ни оспорить личную ответственность Сталина за огромные потери военных лет, особенно за потери начальных трагических месяцев войны". (David E. Murphy, What Stalin Knew: The Enigma of Barbarossa, New Haven and London: 2005), p. 247.

14. Trotsky Archive, Harvard University, Houghton Library, T-4051.

15. Биограф был бы вправе исследовать культурные, психологические и политические последствия еврейского происхождения Троцкого. Некоторые ранние биографы пытались, хотя и без большого успеха, провести такой анализ. Но Тэтчер не проявляет особого интереса к данной теме, и сам этот факт бросает еще большую тень недоверия и сомнений на его неуклюжие и фактически неверные ссылки на "Бронштейнов".

16. Thatcher, p. 197.

17. Thatcher, ibid.

18. John Dewey, Volume 11: 1935-37, ed. Jo Ann Boydston (Carbondale: Southern Illinois University Press, 1991), p. 323.

19. В замечаниях по поводу публикации выводов расследования Джон Дьюи заявил, что "члены комиссии без исключения были приведены в ужас абсолютно недостойным характером всех Московских процессов, одновременно слабых и жестоких" (Ibid, p. 324).

20. Как известно, писатель Вальтер Скотт осуждал это как "сволочной вердикт".

21. Thatcher, p. 224.

22. Hegel's Lectures on the History of Philosophy, tr. E.S. Haldane and Francis H. Simpson (London and New York, 1974), Volume One, p. 12.

23. Thatcher, p. 215

24. Троцкий в соответствующем месте писал: "К тому же Маркс ожидал, что социалистическую революцию начнет француз, немец продолжит, англичанин закончит; что касается русского, то он оставался в далеком арьергарде. Между тем порядок оказался на деле опрокинут. Кто пытается теперь универсально-историческую концепцию Маркса механически применить к частному случаю СССР, на данной ступени его развития, тот сейчас же запутывается в безысходных противоречиях. (http://web.mit.edu/fjk/Public/Betrayed/chapter-03.html)

25. The Challenge of the Left Opposition 1928-29 (New York, 1981), p. 349.

26. Тэтчер также обошел молчанием доклад Троцкого 14 ноября 1922 года на Четвертом конгрессе Коминтерна. Троцкий прямо высказался по поводу размышлений Маркса о возможности перехода к социализму на основе крестьянской общины. Он сказал: "Маркс писал в 1883 году Николаю Даниэльсону, одному из теоретиков русского народничества, что если европейский пролетариат овладеет властью до того, как русская община будет окончательно ликвидирована историей, то в России и община сможет стать исходным пунктом коммунистического развития. И Маркс был совершенно прав". (IV Всемирный Конгресс Коммунистического Интернационала. Избранные доклады речи и резолюции, Госиздат, Москва, Петроград, 1923, стр. 83).

27. "Stalin and Stalinism: A Review Article", in Europe-Asia Studies (Volume 56, No. 6, September 2004), p. 918.

28. International Trotskyism, Alexander, p. 32.

29. Цитировано по книге: Carr, What Is History?, p. 27.

Смотри также:
Лев Троцкий и постсоветская школа исторических фальсификаций: Рецензия на две недавние биографии Льва Троцкого. Часть 1: Спустя семьдесят лет после кульминации сталинского террора
(7 июля 2007 г.)
Лев Троцкий и постсоветская школа исторических фальсификаций: Рецензия на две недавние биографии Льва Троцкого. Часть 2: Изучение Троцкого после падения СССР
( 18 июля 2007 г.)
Лев Троцкий и постсоветская школа исторических фальсификаций: Рецензия на две недавние биографии Льва Троцкого. Часть 3: Метод Иана Тэтчера
( 20 июля 2007 г.)

К началу страницы

МСВС ждет Ваших комментариев:



© Copyright 1999-2015,
World Socialist Web Site